Альфред Мюссе - Архиепископ

Но любовь — божество ревнивое и начинает гневаться, если ее' перестают бояться. Иной раз только потому и влюбляются, что поклялись не любить.

Время шло, и к Фредерику вернулась прежняя веселость; он говорил себе, что в конце концов не его вина, если мимолетное любовное приключение кончилось так мрачно, что всякий на его месте поступил бы так же и пора забыть о том, чего нельзя исправить. Он начал находить удовольствие в ежедневных встречах с мадемуазель Дарси; она казалась ему теперь гораздо красивее, чем при первом знакомстве. Фредерик вел себя с ней по — прежнему, но постепенно в его^ речах и в дружеском внимании появился оттенок теплоты, в значении которого, трудно было обмануться. Девушка и не обманывалась. Женский инстинкт тотчас подсказал ей, что происходит в сердце Фредерика. Она была польщена и почти тронута. Но была ли мадемуазель Дарси более постоянной по своей натуре, чем Фредерик, или не захотела нарушить раз данное слово, только она решила окончательно порвать с молодым человеком и отнять у него всякую надежду. Для этого она лишь ждала, чтобы он объяснился болез определенно. Такой случай вскоре представился.

Как‑то вечером Фредерик был особенно оживлен. Когда все сели пить чай, мадемуазель Дарси уединилась в маленькой гостиной. Мечтательное настроение, часто свойственное женщинам, придавало в этот вечер ее взгляду и словам неизъяснимое очарование. Она безотчетно чувствовала, что способна произвести сильное впечатление, и не могла устоять перед соблазном испытать свою власть, хотя бы даже и во вред себе. Фредерик видел, как она вышла, и последовал за ней. Приблизившись, он сказал, что заметил ее печальное расположение духа, и затем продолжал:

— Помните ли вы, дорогая, что недалек тот день, когда вам предстоит дать окончательный ответ? Какой думаете вы найти выход из этого затруднения? Я пришел просить у вас совета. Отец беспрестанно задает мне все тот же вопрос, и я уже не знаю, как ему отвечать. Что я могу возразить против нашего союза и чем объяснить мой отказ? Если я попробую сказать, что нахожу вас недостаточно красизой, умной или благонравной, никто мне не поверит. Значит, я должен признаться, что люблю другую? Но чем дольше мы будем откладывать реше-

m ние, тем меньше правды будет в таком признании. И может ли быть иначе? Могу ли я безнаказанно видеть вас все время? Может ли оораз далекой, отсутствующей женщины не изгладиться из моей памяти, когда вы здесь, рядом со мной? Скажите же, что я должен отвечать и что вы сами об этом думаете? Неужели ваши намерения неизменны и вы хотите, чтобы ваша молодость угасла в одиночестве? Неужели вы останетесь верны воспоминанию? Достаточно ли будет вам одного этого воспоминания? Я сужу по себе и признаюсь, что не могу этому поверить, я ведь чувствую, что противиться собственному сердцу — значит обманывать себя. Удел человека — забывать и любить. Я сдержу свое слово, если на то ваша воля, но не скрою, что мне будет тяжело повиноваться. Знайте же, что теперь от вас одной зависит наше будущее, и решайте.

— Меня не удивляет то, что я услышала, — отвечала мадемуазель Дарси, — так говорят все мужчины. Они живут минутой и порой готовы поставить на карту жизнь ради того, чтобы сказать любезность. У женщин тоже бывают подобные соблазны, разница в том, что женщины умеют сопротивляться им. Я напрасно доверилась вам и, справедливости ради, должна быть наказана за это. Но даже если мой отказ оскорбит вас и навлечет на меня ваше неудовольствие, я должна сказать одну истину, которую вы оцените со временем. Знайте же, что тот, кто способен любить, любит только один раз в жизни. Люди непостоянные не умеют любить, они играют сердцами. Принято думать, что для брака достаточно одной дружеской привязанности; иногда это может быть и так, но возможен ли союз для нас, если вы знаете, что я люблю другого? Предположим, что сейчас, воспользовавшись моей доверчивостью, вы уговорите меня выйти за вас замуж, но как вы примиритесь с моей тайной любовью, когда я стану вашей женой? Не довольно ли одного этого, чтобы сделать несчастными нас обоих? Допустим, что ваши парижские увлечения — всего только шалости, свойственные молодым людям. Но неужели вы думаете, что это говорит в вашу пользу? Могу ли я безразлично относиться к тому, что у вас столь легкомысленный характер? Поверьте мне, Фредерик, — добавила она, беря молодого человека за руку, — когда‑нибудь вы полюбите, и тогда, если только вспомните меня, вы отдадите мне должное за то, что я решилась высказать вам сегодня столько горьких истин. Вы еще узнаете, что такое любовь.

С этими словами мадемуазель Дарси встала и удалилась. Она заметила смятение Фредерика и то впечатление, какое ее речь произвела на него. Он остался глубоко опечаленным. Бедный юноша был слишком неопытен и не мог предположить, чтобы в таком решительном объяснении таилась доля кокетства. Ему были неведомы странные мотивы, руководящие порой поступками женщин. Он не знал, что когда действительно хотят отказать, то довольствуются одним коротким словом «нет», а если женщина пускается в рассуждения, значит она ждет, чтобы ее переубедили.

Как бы то ни было, а этот разговор повлиял на Фредерика самым печальным образом. Вместо того чтобы постараться доказать мадемуазель Дарси ее неправоту, он в последующие дни стал избегать всякого случая поговорить с ней наедине. Она же была слишком самолюбива, чтобы раскаяться в своем поступке, и позволила ему отдалиться без всякого объяснения. Фредерик заговорил с отцом о необходимости пройти практику. Что же касается предполагавшегося брака, то мадемуазель Дарси взялась сама уладить это дело. Она не посмела отказаться наотрез, боясь разгневать родителей, но попросила, чтобы ей дали время подумать, и добилась обещания, что ее оставят в покое на год. Итак, Фредерик решил вернуться в Париж. Родители немного увеличили сумму, посылаемую ему. Покидая Безансон, юноша был еще грустнее, чем в день своего приезда. Воспоминание о последнем разговоре с мадемуазель Дарси преследовало его, как роковое предсказание. И в то время как почтовая карета уносила его все дальше и дальше от родного края, он повторял про себя: «Вы еще узнаете, что такое любовь».

На этот раз Фредерик поселился не в Латинском квартале; у него были дела в суде, и он снял комнату на набережной О — Флер. Вскоре к нему зашел его друг Жерар. Во время отсутствия Фредерика Жерар получил довольно значительное наследство. Смерть старого дяди принесла ему богатство. У него теперь была квартира на Шоссе — д’Антен, лошади, каб — е риолет, и, кроме того, он содержал красивую любовницу. У Жерара появилось обширное знакомство, в его доме собиралась молодежь, и целыми днями, а иногда и ночами шла игра в карты; он посещал балы, спектакли, гулянья; словом, из скромного студента Жерар превратился в светского молодого человека.