Екатерина Гордеева - Мой Сергей. История любви

А я отвечала:

— Зачем мне сидеть? Я только замерзну и стану бояться еще больше. Лучше уж сделать еще десять раз и покончить на сегодня.

Сергей снова меня бросал, а я снова падала. У него делалось грустное лицо, но он прятал от меня глаза, потому что был не в силах смотреть, как я раз за разом оказываюсь на льду. Но он ни разу на меня не разозлился. Некоторые партнеры сердятся, если у партнерши не получаются приземления после бросков. Парное катание может быть очень опасным для девушек. Я видела молодых людей, которые доходили до такого состояния, что становились жестокими и специально швыряли партнершу не туда, куда она ожидала, или подбрасывали слишком высоко. Последствия таких действий могут быть крайне серьезными. Сергей никогда ничего подобного себе не позволял.

Я не плакала. Ну может быть, чуть-чуть, я не очень помню. Станислав Жук, ставший нашим тренером, когда мы немного подросли, обычно говорил Сергею:

— Ты должен бросать ее так, словно она хрустальная ваза.

Возможно, это правильно, но мне аналогия совсем не нравилась. Почему ваза? Почему не человек? Я не ваза. Впрочем, кажется, эти слова помогли Сергею обращаться со мной более осторожно.

Все фигуристы в нашем клубе называли меня «баба Катя». Меня это прозвище сердило, но дали его мне потому, что я просто обожала вышивать.

A еще, наверное, потому, что я была очень серьезной, исполнительной и аккуратной. Когда мы куда-нибудь ехали, я не расставалась с маленькой сумочкой, собранной моей бабушкой. В ней находилось все, что может понадобиться фигуристу, если что-нибудь случится с его костюмом: булавки, ленточки, резинки, ножницы, нитки. И еще сладкое печенье, конфеты и бутерброды. На мои возражения бабушка всегда заявляла:

— Сама не захочешь — Сергей съест.

Сергей ей нравился, и она частенько пекла для него пирожки с мясом или творогом.

В начале второго года нашего совместного катания Сергей уже в который раз не явился на утреннюю тренировку. Естественно, я была на месте, потому что никогда и ничего не пропускала; если бы мне велели отправиться на Луну, я бы немедленно это сделала. Потерявший терпение Захаров приказал мне возвращаться домой и больше в тот день на каток не приходить. Он сказал:

— С Сергеем у тебя нет будущего, я больше не стану с ним работать. Ты, Катя, продолжай кататься одна, а мы будем искать тебе нового партнера.

Я считала, что это несправедливо. Гордилась тем, что катаюсь с Сергеем, и всегда чувствовала себя рядом с ним спокойно и уверенно. Я относилась к нему как к старшему брату и знала, что он пропустил не больше тренировок, чем остальные ребята. Не больше, чем сам Захаров. Он был самым обычным мальчишкой, который еще не заболел фигурным катанием окончательно и бесповоротно и который еще не решил, что спорт станет делом его жизни. Но Захаров держался с ним слишком строго и чересчур сурово реагировал на его ошибки. Захаров позвонил нашим родителям и попросил их на следующий день прийти в клуб. Естественно, это было очень необычно, поэтому мои мама и папа захотели встретиться вечером с родителями Сергея и поговорить с ними, прежде чем идти к Захарову. Тогда они и познакомились. Мой отец сказал, что, по его мнению, Сергей — хороший фигурист, что у него отличная фигура, возможно, он недостаточно силен, но для шестнадцатилетнего мальчика сложен просто отлично. Однако отец считал, что Сергею следует больше внимания уделять тренировкам. Все хотели, чтобы он понял, что поступает неправильно, слишком часто пропуская занятия на льду. Поэтому мои родители дождались, когда Сергей вернется. Он был потрясен, увидев их у себя дома. У него сразу вырвалось: «Где Катя?» — потому что вечерних занятий у меня не было, и я осталась дома. В тот момент он еще не понимал, насколько серьезно обстоит дело.

Мои родители сказали Сергею, чтобы он позвонил мне домой. И мы с ним решили на следующий день перед тренировкой обсудить наши проблемы в метро. Мы в первый раз встречались не на льду. Я была очень расстроена и плакала — я же знала, как сильно зол на Сергея Захаров. Знала, что он отказался с ним работать, а мысль о том, что мне придется поменять партнера, пугала. Не знаю почему, но я всегда считала, что со мной сможет кататься только Сергей. Романтические чувства не имеют к этой уверенности никакого отношения. Конечно, он был мне очень симпатичен, но поскольку был намного меня старше, я и надеяться не смела, что он может испытывать ко мне что-нибудь особенное. Но мне нравилось быть с ним рядом. Впрочем, моего мнения никто не спрашивал. Только в Америке тренеров занимает, что чувствуют фигуристы. У нас говорят так: «Давай катайся. А свои недовольства оставь при себе».

Встретившись с нашими родителями, Захаров разговаривал с ними очень резко, сказал, что я не должна кататься с Сергеем, поскольку он плохой партнер.

Тогда мать Сергея ответила:

— Отлично, мы уходим из ЦСКА и пойдем в какой-нибудь другой спортивный клуб, где Сергей займется спортивными танцами на льду.

Она всегда считала парное катание самым тяжелым видом фигурного катания, потому что партнеру приходится часто поднимать партнершу, Кроме того, в танцах не нужно прыгать.

Но мои родители, которые прекрасно знали, как я ко всему этому отношусь, сказали ей, что я не буду кататься ни с кем другим. Они считали, что решение должны принять мы сами. А вовсе не Захаров.

Именно тогда мы поняли, что будем продолжать тренироваться вместе.

Поэтому, позанимавшись с нами год, Захаров от нас ушел. Нашим новым тренером стала Надежда Шеваловская, тоже работавшая в ЦСКА. Ее подруга, бывшая фигуристка, училась в театральном институте на факультете хореографии, и Шеваловская попросила ее сделать для нас с Сергеем несколько программ.

Так в нашу жизнь вошла несравненная Марина Зуева.

Мы были молоды, и она тоже. Мы с Сергеем стали ее будущим. В качестве дипломной работы Марина должна была представить комиссии готовую программу, и мы откатали ее для нашего нового хореографа. Музыка была очень красивой и романтичной, исполнял ее хор мальчиков. И никаких выбросов, которых я по-прежнему страшно боялась.

Я очень нервничала в тот день, когда на каток должны были прийти преподаватели театрального института, чтобы оценить работу Марины. Но она сказала нам тогда и потом часто повторяла:

— Вас не должны беспокоить судьи. Они самые обычные люди, которые хотят получить удовольствие от вашего выступления. Они счастливы, что им не нужно сидеть в своих кабинетах. Ваше дело — доставить им радость.

Когда Марина только начала с нами работать, она была худенькой девушкой с длинными, черными, совершенно прямыми волосами, красила ногти ярко-красным лаком, и мне это ужасно нравилось. А еще у нее были длинные изящные пальцы. Если она хотела подправить какое-то движение, ее прикосновения были мягкими и осторожными — и очень приятными.