Юрий Рытхэу - Cкитания Анны Одинцовой

Двадцать первого июня тысяча девятьсот сорок седьмого года зимний, ледовый припай еще крепко держался за уэленскую галечную косу. Испещренный лужами-снежницами [1] Лужи пресной воды от растаявшего снега на морском льду. , он кое-где протаял насквозь, до морской воды. Даже опытные охотники не отваживались пускаться по нему без лыж-снегоступов.

Круглосуточное солнце щедро освещало яранги, вытянувшиеся по косе, немногочисленные деревянные строения поселка метеорологической станции и застывший в безветрии электрический ветродвигатель.

Танат медленно брел вдоль берега, всматриваясь вдаль, в синеющую кромку свободной воды, за которой простирался Северный Ледовитый океан.

Предчувствие неизвестного волновало его. Первый же южный ветер оторвет ледовый припай, разломает его на отдельные льдинки. Приплывет большой корабль, и Танат отправится на нем далеко на юг, в столицу Чукотского национального округа, в Анадырь.

Еще двое его друзей — Энмынкау из Янраная и коренной уэленец Тэнмав — были отобраны специальной комиссией из районного отдела народного образования для продолжения учебы в педагогическом училище. «Вам выпала историческая миссия стать костяком новой, советской чукотской интеллигенции», — такими словами напутствовал своих питомцев директор школы Лев Васильевич Беликов.

Танат родился и вырос в тундре и первые четыре года учился в кочевой школе у того же Беликова. Учитель заприметил способного мальчишку и уговорил его отца, хозяина стада Ринто, отпустить сына в Уэлен, в интернат. Здесь ему дали в добавление к чукотскому имени русское — Роман.

Танат прожил в длинном приземистом здании, стоявшем поперек галечной косы, три года.

Каждое лето, в конце мая, когда светлое небо заполняли тысячи птичьих стай, мальчик уезжал к родителям в тундру и жил там до самой осени, до начала учебного года. Эти события совпадали с традиционными праздниками — Первого Теленка и Осенним Убоем Молодых Оленей.

В зыбком тумане будущего маячила иная жизнь, знакомая только по книгам и по редким немым кинофильмам. Советская власть давно обещала чукчам всеобщее счастье. Строительство нового было прервано на четыре года войной с германскими фашистами, но теперь и приезжие коммунисты, и русские учителя, и земляки, побывавшие в больших городах, в один голос утверждали, что сталинский план обновления всего будет неуклонно претворяться в жизнь. Уэленский житель Отке недавно был избран депутатом Верховного Совета СССР и Председателем Чукотского окружного исполнительного комитета. Еще до войны в Ленинград, в Институт народов Севера уехал его брат Выквов… Два других молодых уэленца — Тимофей Елков и Дмитрий Тымнэт — выучились на летчиков и воевали. Из них в живых, по слухам, остался только Дмитрий Тымнэт.

Когда через уэленскую косу полетели первые утиные стаи и начались выпускные экзамены, приехал отец.

В его глазах Танат заметил невысказанный упрек: отец надеялся, что именно Танат унаследует семенное оленье стадо. Но так хочется увидеть другие края, другие селения, узнать больше о мире! Тангитанская [2] Тангитан, тангитанская. Буквально означает — чужой, враждебный. Обычно применяется для обозначения всех чужеземцев-европейцев. земля манила загадочной, головокружительной далью. Путешествующая мысль не останавливалась в Анадыре, а летела дальше, на зеленые поля и в густые дремучие леса, в большие города, застроенные многоэтажными высоченными, как скалы, домами, в многооконные дворцы, в которых до революции жили цари, аристократы и их приближенные. И еще одно лелеяло юную душу Таната — все это, согласно учению большевиков, теперь принадлежит и ему, сыну тундрового оленевода, в равной степени, как и Энмынкау и Тэнмаву.

Всматриваясь в синеющий край ледового припая, Танат воображал, как на горизонте покажется большой железный корабль с высокой, густо дымящей трубой.

Но вместо этою на стыке воды и неба возникла белая, едва различимая среди ледового поля, шхуна. Танат сразу узнал ее. «Вега» всегда первой приходила в Уэлен, проверяя расставленные по всему побережью от бухты Провидения до мыса Рыркайпий [3] Чукотское название мыса Шмидта (Северного). навигационные знаки.

Пока Танат обходил широко разлившиеся снежницы, облизанные солнечными лучами торосы и ропаки, корабль высадил на ледовый припай одного-единственного пассажира и стал удаляться в открытое море.

На льду лежали изрядно потрепанный фанерный чемодан и большая брезентовая сумка. Приезжий был странно одет: ватные штаны, стеганая куртка, высокие резиновые боты, а на голове смешная вязаная шапка с ушами, хотя с первого взгляда ясно было, что это девушка. Кожа на лице очень смуглая. Но что-то в ней было такое, что притягивало взгляд, не отпускало. Это были глаза. Они были светло-голубого цвета, в точности такие, какие встречаются только у высокопородных ездовых лаек. Сука с такими удивительными глазами доживала век у дальнего родича Таната.

— Здравствуйте! — осторожно поздоровался Танат.

На него глянули нестерпимо синие глаза, и приезжая ответила улыбкой:

— Ии, тыетык. Ты — луоравэтлан? [4] Да, здравствуйте. Ты — чукча? (Луоравэтлан — самоназвание чукчей. Дословно — настоящий человек).

Танат никак не ожидал, что гостья заговорит на его родном языке.

— А ты — русская?

— Ии.

— Откуда знаешь наш разговор?

— Изучала на Восточном факультете Ленинградского университета и у ваших земляков, студентов Института народов Севера…

И чемодан, и сумка оказались весьма тяжелыми.

Девушка сообщила, что зовут ее Анна Одинцова и приехала она в Уэлен в научную экспедицию от Института этнографии Академии наук, где в аспирантуре готовится к защите кандидатской диссертации. Будет изучать древние обычаи оленеводов, язык и фольклор. В ответ Танат сообщил, что родом он из тундрового стойбища, только что закончил семилетку и собирается в Анадырское педагогическое училище.

Этот первый уэленец, которого встретила Анна Одинцова на ледовом припае, сразу понравился ей. В парне странно смешивались неприкрытое мальчишество, возмужалость и затаенная нежность. Она почувствовала, как в груди растет радость: она почти у своей жизненной, научной цели, да еще первый встречный такой симпатичный! Это хороший знак!

— В Уэлене гостиница есть?

— Гостиницы нет, — ответил Танат, — но в интернате есть свободная комната. Только надо спросить у нашего директора, Льва Васильевича.