Игорь Акимов - Дот

Лес кончился вдруг. Только что была чаща — несколько шагов — и открылся простор. Желтый снизу — и блекло-голубой, выбеленный солнцем до нестерпимой яркости — поверху. Никого. Ни своих, ни чужих. Если нападение немцев — только провокация, они не станут углубляться в нашу территорию и здесь не появятся. Если же это война…

Но где же наши? Уж им-то давно пора появиться. Может, мы с ними разминулись, — и они сейчас выбивают немцев с заставы? Но тогда бы ребята слышали звуки боя… Политрук поглядел на пограничников. Нет, не похоже, чтоб они к чему-нибудь прислушивались. Значит… значит, мы должны делать то, ради чего мы здесь.

Политрук кивнул в сторону пригорка, пограничники перешли булыжное шоссе и стали неспешно подниматься по глинистому склону. Теперь все они были на виду, и политрук без труда смог пересчитать их. Шестнадцать. Он — семнадцатый. Дальше думать не хотелось.

Пригорок был мало пригоден для обороны, и все же какое-то преимущество обещал. Но если придется отступать… На выгоревшем плешивом поле, где ячмень не поднялся и на тридцать сантиметров, не было ни одного шанса спастись. Все просто, как в тире.

— Окапываемся здесь, — сказал политрук. — Пулеметы — на фланги. Ячейки копать на максимальную глубину.

Он отгонял любую мысль о том, что им предстояло. Он сделал — что мог; а теперь что? — теперь только ждать. И надеяться, что первыми появятся наши.

Первыми появились немцы.

Из-за леса, который врезался в поле языком, скрывающим овраг (политрук это помнил по карте), один за другим выползли три легких танка. Не бог весть какое чудо военной техники (плакат с рисунками, схемами и техническими данными этого танка висел в учебной комнате заставы; на рисунке «танк в разрезе» были изображены и танкисты, весьма несимпатичные, надо сказать), но это были танки. Одно слово — и больше ничего добавлять не надо. Чем их остановишь?.. Танки катили неспешно, как телеги по сельской улице, — не хотели отрываться от пехоты. На броне каждого лепились автоматчики. Пехота брела следом по обочинам.

Вот так начинается война.

Она еще не началась толком, а уже показала свое рутинное лицо. Ничего удивительного. По всему видать — это не первогодки, это опытные вояки; других в авангард не пошлют. Небось, у каждого за плечами — не одна кампания. Для них война — что мать родна…

Это конец, понял политрук. Если б не танки!.. Если б не танки — мы бы держались на этом пригорке, пока хотя бы в одной винтовке оставались патроны. Когда в тебя стреляют не без толку, а прицельно, и прятаться не за что, — не очень то полезешь. У нас был шанс. Если б не танки… Политрук закрыл глаза и переждал, пока отпустит в груди. Теперь он вспомнил: ведь когда увидал пригорок — сразу почувствовал: не то… Не так ему это представлялось. Ну что стоило поверить интуиции, поискать причину ее протеста, по сути — сделать еще один шаг. Еще один шаг! — и ты бы вспомнил: танки. На этом пригорке от танков не было спасения… Понятно: воинского опыта — нуль; знания… вспомнил о пригорке — и сработала банальная связка: высота — преимущество обороняющегося. Но ведь было же чувство: что-то не то… Теперь очевидно, отчего это чувство возникло: пологий склон не представлял для танков ни малейшего затруднения. Что же! что помешало тебе вспомнить о них?..

Внутренний крик еще не затих — а политрук уже знал ответ. Раненые. Их неведомая судьба, мысль о которой он от себя гнал, — вот что заставило его ухватиться за первую же возможность снять с души груз. Хотя бы облегчить его. Раненые. Память о них требовала от него немедленного действия. Но ведь были еще и те, кто затаился рядом с ним в окопчиках. Они понимали ситуацию не хуже, чем он. Еще не поздно… пока немцы их не заметили — отползти назад, и под прикрытием пригорка, через поле, что есть духу… если прямо сейчас — можно успеть добраться до леса… уж кто-то наверняка успеет…

Политрук поглядел на пограничников. Никто не смотрел в его сторону, каждый готовился к бою. Неужели только у него такие мысли?.. Но ведь эти мысли — не от страха. Они — от сознания своей ошибки. Это я, я! привел ребят сюда на смерть…

Политрук поглядел на немцев — до них пока метров пятьсот; потом повернулся — и взглянул на лес за ячменным полем. Прикинул. Да, если не терять ни минуты — пожалуй бы успели…

Больше он не вспоминал об этом.

На внезапность рассчитывать не приходилось. Немцы, конечно же, только с виду были благодушны. Пожалуй, каждый поглядывает на лес, мимо которого они идут. Мало того, у них наверняка кромкой леса, за первыми деревьями, продвигается дозор: кому охота угодить под фланговый огонь. И пригорок они приметили. Удивительно, что никто до сих пор не взглянул на пригорок в бинокль, а то б они сразу разглядели на его лысине пунктир брустверных наростов, и уж наверняка вели бы себя иначе.

Едва политрук это подумал, как немцы остановились. Танки подняли и навели на пригорок стволы своих пушек, пехота залегла. Автоматчики неторопливо слезли с брони и схоронились за корпусами танков. Командир головной машины, укрываясь на всякий случай за крышкой люка, разглядывал пригорок в бинокль. Вот к нему подошел, судя по выправке, пехотный офицер. Разговаривают…

Кто-то потеребил политрука сзади за плечо. Вестовой. Он указал на Тимофея Егорова. Тот жестами показывал: немцы — Кеша Дорофеев и Карен Меликян, которые с гранатами уже сползали с пригорка к придорожному кювету, — затем положил ладонь на оптику своей винтовки — и пальцем опять указал на немцев. Понятно: хочет отвлечь внимание, чтобы немцы не заметили Кешу и Карена. Политрук кивнул. Тимофей выстрелил быстро; как показалось политруку — почти не целясь. Пуля раздробила приставленный к глазам бинокль танкиста, немец опрокинулся, его тут же втянули в башню. Пехотный офицер дернулся к кювету, но сообразил, должно быть, что за танком будет и надежней, и достойней, повернул — тут пуля и догнала его. Он упал плашмя, автоматчики выскочили из-за танка, поволокли его за вялые руки в укрытие. Скор на расправу сержант… пора и мне поработать, решил политрук, и выбрался из окопчика.

На гребне пригорка разорвались первые снаряды. Танки били прицельно, дистанция позволяла, но рыжая пыль уже через минуту скрыла позицию пограничников. Вслепую они не станут долго долбить, к тому же они теперь знают, что у нас не только пушек, но даже противотанковых ружей нет…

Передвигаться политруку было все еще трудно, земля так и не обрела устойчивости, но на четвереньках получалось. Удары воздуха от близких разрывов то и дело опрокидывали политрука, он неловко поднимался и пробирался к очередному окопчику. Тряс пограничника за плечо или за ногу — как придется, — и говорил в глиняную маску лица: «Стрелять только наверняка. Каждая пуля должна попасть…», — пожимал напоследок плечо и направлялся к следующему окопчику. Вот такая у него работа.