Алексей Толстой - Собрание сочинений (Том 2) (-)

Следующая - вторая редакция романа называется "Иван Царевич". Курасов теперь назван Егором Ивановичем Абозовым. Пять глав этой редакции (до сцены после чтения Абозовым повести) уже совсем близки к окончательному тексту. Каждая глава имеет свое заглавие: первая - "Дэлос" - вернисаж журнала, вторая - "Егор Иванович" - встреча с Белокопытовым, третья - "Не что, а как" - первое знакомство Абозова с литературной компанией у Белокопытова, четвертая - -пропущена в архивном экземпляре - по-видимому отрывок, читаемый Абозовым, и пятая - "Обезьянка" - сцена после чтения повести. Прозвищем "Обезьянка" называет в этой редакции Белокопытов Валентину Васильевну.

В "Иване Царевиче" отсутствуют эпизоды, в которых раскрываются отношения Абозова и Маши. Егор Иванович после свидания в кабачке с Белокопытовым видит на Невском женщину, напомнившую ему девушку, в которую он был когда-то влюблен. В связи с этим воспоминанием говорится и о работе Абозова в партии: "Елизавету Андреевну Замятину, дочь священника, он встретил три года назад в селе Вязовый Гай, где по делам партии работал под видом молотобойца у кузнеца" (Архив, № 39/18, стр. 134).

Третья - последняя редакция романа трижды меняла заглавие. Она называлась "Болотные огни" (26 июля 1915 года в газете "Русские ведомости" напечатан отрывок "Кулик" с подзаголовком "Глава четвертая из романа "Болотные огни"), затем "Болотные огоньки" и, наконец, "Егор Абозов".

Работа над романом шла медленно, с трудом. 5 августа 1915 года, вернувшись из Коктебеля, А. Толстой писал своей тетке М. Л. Тургеневой: "Сейчас я сажусь за роман, который хочу кончить в августе... Этот роман требует чудовищного напряжения, и я не хочу отвлекаться ни на один день..." (Письмо хранится у Л. И. Толстой.)

В сентябре А. Толстой работал над пьесой "Нечистая сила". 2 октября он писал М. Л. Тургеневой: "Роман не окончен, и времени кончать его нет. [...] Мне приходится каждую неделю писать по рассказу (в Р[усские] ведомости]), я смертельно утомлен от работы над романом и пьесой и мечтаю только о том, как бы сделать так, чтобы отдохнуть хотя бы одну неделю..."

В декабре того же 1915 года писатель публикует отрывки из романа "Егор Абозов" в провинциальных газетах, очевидно, не теряя надежды закончить роман и печатать его целиком. Опубликованы были отрывки: "На вернисаже" - в ростовской газете "Приазовский край", 1915, 15 декабря; "Егор Абозов" в газете "Одесские новости", 1915, 25 декабря.

Но роман так и остался незаконченным. Как была задумана вначале развязка сюжета, можно судить по одному из отвергнутых автором начал первой главы. Приведем его полностью, так как оно дает не только пищу для догадок о финале, но частично раскрывает идейный замысел произведения.

"Я не склонен, подобно блестящему адвокату, тряхнуть львиной гривой и, указав широким взмахом руки на преступника, сказать потрясающим казенные своды, негодующим голосом:

- Посмотрите на это суровое и бледное лицо. Разве на нем не отпечаталась тяжесть слишком большого, слишком губительного ума? Разве эти серые, слегка тоскливые глаза не заглядывали по ту сторону, господа присяжные, куда страшно и не дозволено проникать? Разве его рот, детский и грустный, не помнит в то же время слез и молитв матери, убогой странницы, быть может до сих пор бредущей с посохом и котомкой из монастыря в монастырь? Разве его прошлое, его поступки, всегда порывистые и резкие, его страсти, добро и зло, само его имя... и т. д. и т. д.

Словом, защитник представил бы Егора Ивановича Абозова роковой, исключительной и романтической личностью; дамы на хорах, вынув платки, принялись бы яростно о нем мечтать, а присяжные бы его оправдали.

Но я хочу взять на себя задачу, более трудную и неблагодарную, показать, что Егор Иванович человек действительно замечательный, которого не так-то просто раскрыть перед присяжными и дамами, виновен во всех обвинениях. Но его вина лежит не в нем, а в народе, откуда он вышел, и в обществе, где жил. Он человек русский, наш современник, его добро и грехи есть лишь проявление ничтожнейшего запаса неисчерпаемых и нам еще неведомых сил.

Я познакомился с ним в Петрограде, когда он выскочил неожиданно на поверхности литературной богемы. Его появление было так стремительно и ярко, что несколько писателей загрустило совсем, говоря в кружках, будто толпе нужны выскочки, а не таланты. Но затем нелепая трагическая история, и его исчезновение, всех успокоила и примирила. Он был точно камень, брошенный в зазеленевшее болото. Его слава продолжалась всего одну зиму. Он был вынужден делать все глупости и окончить скверно. Пока я ограничусь только этой одной зимой, хотя и прибавлю несколько слов о далеком прошлом Егора Ивановича, все, что знаю из его же рассказов" (Архив, № 41/18).

Только по этому вступлению от автора можно строить догадки о трагическом завершении любви Абозова к Салтановой, о пути, приведшем его на скамью подсудимых.

Время действия романа "Егор Абозов" - одна из зим 1909 - 1912 годов один из столичных литературных сезонов того десятилетия (1907 - 1917), которое, по словам М. Горького, заслуживает имени самого позорного и самого бездарного десятилетия в истории русской интеллигенции, когда подавляющая ее часть после поражения революции 1905 года пошла на поводу у реакции.

За художественной тканью романа угадывается подлинный исторический материал. Так можно усмотреть значительное сходство между вернисажем журнала "Дэлоо и той атмосферой, которая царила вокруг эстетского журнала символистов "Аполлон", начавшего выходить с октября 1909 года. (В первом номере этого журнала напечатано стихотворение "Дэлос" поэта-символиста М. Волошина.)

Описание разнузданной декадентской оргии в "Подземной клюкве" напоминает обстановку "литературных вечеров" в пристанище столичной богемы - подвале "Бродячая собака". Название петербургского ресторана "Вена", где собирались писатели, художники, артисты и меценатствующие бездельники, прозрачно заменено автором на "Париж". Постановка в Мариинском театре оперы "Орфей и Эвридика", нашумевшей декорациями художников А. Я. Головина и Л. С. Бакста, упоминается в романе почти без изменений ("Орфей"), хотя фамилии художников заменены вымышленными. В том же роде следует и ряд более мелких деталей романа.

Создавая типические обобщенные образы представителей буржуазного искусства, А. Толстой использовал отдельные черты характеров, портретов и биографий некоторых писателей и художников. В этом отношении интересно письмо пайщика "Книгоиздательства писателей в Москве" драматурга С. Д. Махалова (Разумовского) одному из редакторов издательства - Н. Д. Телешову. Прочитав еще не оконченный роман "Егор Абозов", о публикации которого решался вопрос, Махалов, хорошо знающий петербургских литераторов, пишет: "Спешу поделиться с тобой мнением о портретности, которой не нашел за исключением намеков, да и то перемешанных в такую кашу, что разобраться в них можно только при сильном желании..." (Письмо от 31 августа 1915 года. Архив А. Н. Толстого, № 7073.)