Владимир Набоков - Подлец

Рядом положил стомарковый билет. И снова, проходя через переднюю, он услышал голос жены. Она в ванной пела,-- голос у нее был цыганского пошиба, милый голос, счастье, летний вечер, гитара... она поет, щурясь, на подушке посреди комнаты... и Антон Петрович со вчерашнего дня жених, счастье, летний вечер, ночная бабочка на потолке, я тебя бесконечно люблю, для тебя я отдам свою душу... "Какое безобразие! Какое безобразие!" все повторял он, идя по улице. Было очень тепло и звездисто. Все равно куда идти. Теперь, вероятно, она уже вышла из ванны и все поняла. Антона Петровича передернуло: перчатка. В кувшине плавает коричневым комочком совсем новая перчатка. Он пошел быстрее и на ходу крикнул, так что вздрогнул прохожий. Увидев огромные смутные тополя и площадь, он подумал: где-то тут живет Митюшин. Антон Петрович позвонил ему по телефону из кабака, который обступил его, как сон, и снова отошел, удаляясь, как задний огонь поезда, Митюшин впустил его, но так как был сильно навеселе, сначала не обратил внимания на его искаженное лицо. В туманной комнатке находился неизвестный Антону Петровичу господин, а на диване, спиной к столу, лежала черноволосая дама в красном платье и, по-видимому, спала. На столе блестели бутылки. Антон Петрович попал на именины, но он так и не понял, чьи это были именины,-- Митюшина ли, спящей дамы или неизвестного господина, оказавшегося русским немцем со странной фамилией Гнушке. Митюшин, сияя необыкновенно розовым лицом, познакомил его с Гнушке и, указав кивком на полную спину спящей дамы, сказал в воздух: "Позвольте, Анна Никаноровна, вам представить моего большого друга". Дама не шелохнулась, чему, впрочем, Митюшин ничуть не удивился, словно он и не ожидал, что она проснется. Вообще все это было слегка нелепо, как бывает во сне: пустая бутылка из-под водки с воткнутой в горлышко розой, доска с начатой шахматной партией, спящая дама, пьяный Митюшин, пьяный, но совершенно спокойный Гнушке...

-- Пей,-- сказал Митюшин и вдруг поднял брови.-- Что с тобой, Антон Петрович? Морда у тебя, как мел.

-- Да, пейте,-- с какой-то глупой серьезностью проговорил Гнушке, длиннолицый человек в высоком воротнике, похожий на черную таксу.

Антон Петрович залпом выпил полчашки водки и сел.

-- Теперь рассказывай, что случилось,-- сказал Митюшин.-Не стесняйся Генриха,-- он самый честный человек на свете. Мой ход, Генрих, и знай, что, если ты сейчас хлопнешь моего слона, я тебе дам мат в три хода. Ну, валяй, Антон Петрович.

-- Это мы сейчас посмотрим,-- сказал Гнушке, выправляя манжету.-- Ты забыл пешку на аш пять.

-- Сам ты аш пять,-- сказал Митюшин.-- Антон Петрович сейчас будет рассказывать.

От водки все вокруг заходило ходуном: шахматная доска тихо полезла на бутылки, бутылки поехали вместе со столом по направлению к дивану, диван со спящей дамой двинулся к окну, окно тоже куда-то поехало. И это проклятое движение было как-то связано с Бергом, и нужно было положить этому конец, покончить с этим безобразием, растоптать, разорвать, убить.

-- Я пришел к тебе, чтобы ты был моим секундантом,-- начал Антон Петрович и смутно почувствовал, что в его словах есть безграмотность, но не был в силах это поправить.

-- Понимаю,-- сказал Митюшин, косясь на шахматную доску, над которой нависла, шевеля пальцами, рука Гнушке.

-- Нет, ты слушай меня,-- с тоской воскликнул Антон Петрович,-- нет, ты слушай! Не будем больше пить. Это серьезно, серьезно.

Митюшин уставился на него блестящими голубыми глазами.

-- Брось шахматы, Генрих,-- сказал он, не глядя на Гнушке,-- тут идет серьезный разговор,

-- Я собираюсь драться,-- прошептал Антон Петрович, стараясь взглядом удержать стол, который все плыл, все плыл куда-то.-- Я хочу убить одного человека. Его зовут Берг, ты, кажется, встречал его у меня. Не стану объяснять причину...

-- Секунданту можно,-- сказал Митюшин.

-- Простите, что вмешиваюсь,-- заговорил вдруг Гнушке и поднял указательный палец.-- Вспомните, что сказано: не убий!

-- Этого человека зовут Берг,-- произнес Антон Петрович.-Ты, кажется, знаешь его. И вот, мне нужно двух секундантов.

-- Дуэль,-- сказал Гнушке.

Митюшин толкнул его локтем: "Не перебивай, Генрих".

-- Вот и все,-- шепотом докончил Антон Петрович и, опустив глаза, слабо потеребил ленточку монокля.

Молчание. Ровно посапывала дама на диване. По улице пронесся гудок автомобиля.

-- Я пьян, и Генрих пьян,-- пробормотал Митюшин,-- но, по-видимому, случилось что-то серьезное.-- Он покусал костяшки руки и оглянулся на Гнушке.-- Как ты считаешь, Генрих? -Гнушке вздохнул.

-- Вот вы оба завтра пойдете к нему,-- заговорил опять Антон Петрович.-- Условьтесь о месте и так дальше. Он мне не дал своей карточки. По закону он должен был мне дать свою карточку. Я ему бросил перчатку.

-- Вы поступаете, как благородный и смелый человек,-вдруг оживился Гнушке.-- По странному совпадению, я несколько знаком с этим делом. Один мой кузен был тоже убит на дуэли.

"Почему-- тоже?-- тоскливо подумал Антон Петрович.-Неужели это предзнаменование?" Митюшин отпил из чашки и бодро сказал:

-- Как другу -- не могу отказать. Утром пойдем к господину Бергу.

Насчет германских законов,-- сказал Гнушке.__ Если вы его убьете, то вас посадят на несколько лет в тюрьму; если же вы будете убиты, то вас не тронут.

-- Я все это учел,-- кивнул Антон Петрович. И потом появилась опять прекрасная самопишущая ручка, черная блестящая ручка с золотым нежным пером, которое в обычное время, как бархатное, скользило по бумаге, но теперь рука у Антона Петровича дрожала, теперь, как палуба, ходил стол... На листе почтовой бумаги, данном ему Митюшиным, Антон Петрович написал Бергу письмо, трижды назвал Берга подлецом и кончил бессильной фразой: один из нас должен погибнуть.

И потом он зарыдал, и Гнушке, цокая языком, вытирал ему лицо большим платком в красных квадратах, и Митюшин показывал на шахматную доску, глубокомысленно повторяя: "Вот ты его, как этого короля -- мат в три хода и никаких гвоздей". И Антон Петрович всхлипывал, слабо отклоняясь от дружеских гнушкиных рук, и повторял с детскими интонациями: "Я ее так любил, так любил". И рассветало.

-- Значит, в девять часов вы будете у него,-- сказал Антон Петрович и пошатываясь встал со стула.

-- Через пять часов мы будем у него,-- как эхо, отозвался Гнушке.

-- Успеем выспаться,-- сказал Митюшин. Антон Петрович разгладил свою шляпу, на которой все время сидел, поймал руку Митюшина, подержал ее, поднял и почему-то прижал ее к своди щеке.

-- Ну что ты, ну что ты,-- забормотал Митюшин и, как давеча, обратился к спящей даме:-- Наш друг уходит, Анна Никаноровна.

На этот раз она шелохнулась, вздрогнула спросонья, тяжеловато повернулась. У нее было полное мятое лицо с раскосыми, чересчур подведенными глазами. "Вы бы, господа, больше не пили",-- спокойно сказала она и опять повернулась к стене.

Читать дальше