Владимир Богомолов - Застава в степи

Но мы-то знаем, какой Вовка не эгоист. Вычитает что-нибудь в книжке интересное по географии, истории или литературе и ни за что не расскажет ребятам на перемене, а на уроке тянет без конца свою длинную, как колодезный журавль, руку, сверлит глазами учителя. Для этого, наверное, и на первую парту пересел. Попросит его Фаина Ильинична или Надежда Петровна добавить, а он весь сияет, как медная бляха на поясе. Рассказывает он всегда интересные вещи, это уж нечего отрицать. И учителя его хвалят тоже правильно. Но должен же он когда-нибудь понять, что из-за него другим, чаще всего Генке или Мише Саблину, снижают оценку.

Так вот, как Грачев обозвал нас эгоистами, Синицын и отруби ему:

— Уж ты не эгоист! Только о своих пятерках и думаешь, а чтоб ребятам помочь — тебя не заставишь.

А Тарелкина тут как тут со своей моралью:

— Синицын! Ты невозможен! Ты неисправим! Злишься на товарища за то, что он читает больше тебя и знает больше тебя.

Меня лично от такой напыщенной речи Тарелкиной даже передернуло, Синицына, должно быть, оглушил ее голос: Генка заткнул уши, и только Грачев смотрел на Лену благодарными круглыми, как у совы, глазами.

— Вова, ты на него не обижайся, — попросила Тарелкина. — У него характер вредный.

— На больных с детства не обижаюсь, — важно сказал Дипломат.

«Ну и экипажик подбирается, — с грустью думал я, подводя итоги всем утренним встречам. — Попробуй займи с такими первое место. Нет, Генка бывает прав, когда советует не связываться с ними, а делать что-нибудь вдвоем, в тайне ото всех».

— Пойдем, Гена, нам еще Устав надо дописать, — позвал я Синицына.

— Убегаете от правды, — крикнул вдогонку Грачев, — как Осман-паша от адмирала Ушакова.

Синицын повернулся и хотел ответить ему что-то, но я дернул его за рукав.

— Не связывайся.

К началу занятий мы пришли одетыми по форме. У меня из расстегнутого ворота горделиво выглядывали синие полоски тельняшки, а Генка поразил всех своей черной мичманкой. Нам не дали дойти до класса, повернули в физкультурный зал, где обычно проходили общешкольные собрания и вечера. В зале было так шумно, как во дворе ремонтной мастерской, когда оттуда выходят трактора и их принимает комиссия. У входа нас встретил Коля Попов.

— Сделали? — спросил вожатый, протягивая руку к моему портфелю.

— Все в порядке, адмирал, — весело доложил я, взглянув на сияющую физиономию Коли и забыв утренние огорчения.

Все повернулись в нашу сторону, и кто-то крикнул:

— Эгоисты пришли!

В зале засмеялись, захлопали в ладоши, даже свистнули. Но вожатый быстро поднял руку, в которой держал мою тетрадь, и скомандовал:

— Смир-р-но! Они не эгоисты, а верные слову моряки. Они выполняли мой секретный приказ, составляли Устав нашей эскадры, — все это Коля говорил, пробираясь к столу и держа над головой тетрадь. — От лица командования объявляю вам благодарность!

Мы машинально отдали салют и ответили совсем не по-морскому, а чисто по-пионерски:

— Всегда готовы!

Коля торжественно объявил, что сегодня вся наша пионерская эскадра отправляется в небывалый поход — в бухту Победы.

— Мы же договаривались: в Братск, — напомнил ему Синицын.

— Правильно, — согласился вожатый. — Наша бухта Победы — Братская гидроэлектростанция!

Весь зал снова захлопал в ладоши, а третьеклассники даже попытались дружно прокричать «ура!», но мы, старшие, смерили их такими взглядами, что они сразу умолкли, как испорченная радиола.

Коля прочитал нам написанный мной Устав, зачитал названия кораблей и фамилии командиров.

Потом нас поздравил директор школы, а Фаина Ильинична пожелала счастливого плавания.

— Ежедневное движение кораблей будет отмечаться на специальном табло, — сказал Коля. А так как многие, особенно малыши, не знали, что означает «табло», то пожатому пришлось объяснить, что это такой больший щит, на котором отмечаются результаты соревнования команд.

Я думал, что этот щит Коля поручит изготовить нам, но он развернул большой лист ватманской бумаги и попросил командиров кораблей собственноручно написать название своего крейсера, линкора или траулера в свободной графе.

— Первым пусть напишет Сеня Морозов, — внес предложение Коля. — Он проделал большую работу и тем более, что его звено первым придумало эту интересную игру.

Подталкиваемый Генкой, я уже сделал шаг к столу, но тут прозвенел звонок, и директор школы Николай Андреевич сказал:

— Техническую сторону сделаем потом, а сейчас — на урок!

Первая запись в вахтенном журнале: «12 марта 1963 года, 14 час. 30 минут. Крейсер «Аврора» покинул стоянку и вышел в море пионерских дел. Механизмы работают нормально (это значит, что никто из нас не получил тройки), вахта идет спокойно (это значит, никому не сделали замечания). Продвинулись вперед на 160 миль (спасибо нашему рулевому Лене Тарелкиной, она получила в один день две пятерки)». Не успел я сделать эту историческую запись, как в нашу кают-компанию (бывший класс) вошла делегация. Откуда бы вы думали? Из четвертого класса. А возглавлял ее тот самый Пашка Лисицын, который, хоть и похож по цвету полос на лису, но хвастлив, как заяц. Оказывается, он v них назначен боцманом. Вошли они бодро и сказали, что вызывают нашу «Аврору» на соревнование.

— Соревноваться? С вами? Пожалуйста, — Генка от удовольствия даже заулыбался: решил, что если они меньше нас, непременно проиграют. Я, конечно, тоже так подумал, но спросил:

— А соревнование всей эскадры не в счет?

— В счет, — ответил Пашка. — Но мы с вами — один на один, кроме всех. Кто больше сделает чего-нибудь хорошего, тому покупают килограмм конфет «Ну-ка, отними».

— А почему именно «Ну-ка, отними»? — не без ехидства задал вопрос Грачев.

— Потому что они с вафлями, — Пашка посмотрел на него так, словно Вовка понятия не имел об этих конфетах, а значит, и нечего с ним разговаривать.

— Не годится, — отрезал Синицын, подмигнув мне. — Вот так моряки — за каждый проигрыш килограмм.

— Ох ты, — удивился Пашка. — Что же, мы деньги куем, что ли?

— А на мелочи нам размениваться некогда, — стоял на своем Синицын.

Пашка долго думал, потом шепнул что-то своему дружку и спросил:

— Испугались?

— Уж не тебя ли, Рыжий, — двинулся к нему Генка.

— Я тебе не Рыжий, — поправил огненный чубик Пашка. — Я такой же боцман, как и ты.

— Такой же, да не такой, — распахнул ворот рубашки Синицын. — Я боцман с «Авроры», а ты с морской черепахи.

— Не с черепахи, а с атомного линкора «Мир», — сердито сказал Лисицын.

— Да кто его знает-то, твой линкор? То ли дело наш крейсер. Его весь мир знает. Он легендарный, он по Зимнему дворцу из пушки стрелял.