Василий Шукшин - Киноповести

— Они же идут! Они же не... это... не то что — стало их тридцать, и все, и больше нету. Две недели назад у нас пятнадцать было.

— Как ты, Ларька?

— Да меня тоже воротит от их. На кой?..

— Ни дьявола не понимают!— горестно воскликнул Степан.— Иди воюй с такими!

— Чего не понимаем?

— Так будут думать, что сам я хочу царем на Москве сесть. А когда эти появются,— стало быть, не я сам, а наследного веду на престол.

— Ты поменьше кричи везде, что не хошь царем быть, вот и не будут так думать,— посоветовал Матвей.

— Пошел ты!..

— Я-то пойду, а вот ты с этими своими далеко ли уйдешь. Мало ишшо народ обманывали! Нет!.. И этому обмануть надо.

— Для его ж выгоды обман-то.

— А все-то как? Все для его выгоды. А чего так уж страшисся-то, если и подумают, что царем хошь стать? Ну, царем.

— Какое нам дело — кем ты там станешь?

— Вам нет дела — другим есть.

— Кому?

— Стрельцам, с какими нам ишшо придется столкнуться. Им есть дело: то ли самозванец идет, то ли ведут коренного царевича на престол. Сам про Гришку говорил...

— Да пусть будут!— воскликнул Ларька.— Мы что, с рожи, что ль, спадем? Объявляй.

— Не то дело, что будут,— упрямился Матвей.— Царевич-то помер — вот и выдет, что брешем мы. А то бояры не сумеют стрельцам правду разъяснить! Эка!.. Сумеют, а мы в дураках окажемся с этим царевичем.

— Боярам веры мало.

— А на Москве как? На Москве-то знают, что царевич в земле.

— До Москвы ишшо дойтить надо. А там видно будет. Будет день, будет пища. Зовите казаков, какие поблизости есть. Объявляю. Как думаешь, Асан?

— Как знаешь, батька,— отвечал татарский мурза.— Объявляй.

Казаки — рядовые, десятники, какие случились поблизости от шатра атамана,— заполнили шатер. Никто не знал, зачем их позвали. Степана в шатре не было (он вышел, когда стали приходить казаки).

Вдруг полог, прикрывающий вход в шатер, распахнулся... Вошел Степан, а с ним... царевич Алексей Алексеевич и патриарх Никон.

Царевич и патриарх поклонились казакам. Те растерянно смотрели на них.

— Вот, молодцы, сподобил нас бог — гостей послал,— заговорил Степан.— Этой ночью пришли к нам царевич Алексей Алексеевич и патриарх Никон. Ходили слухи, что царевич помер: это боярская выдумка, он живой, вот он. Невмоготу ему стало у царя, ушел он от суровостей отца и от боярского лиходейства. Теперь самое время нам заступиться за его. Все. Это я вам хотел сказать. Идите. Царевич и патриарх с нами будут.

Казаки, изумленные диковинной вестью, стали расходиться. Разглядывали «высоких» гостей...

Когда рядовые вышли, Степан сел, велел садиться патриарху и царевичу.

— Садись, патриарх. И ты, царевич... Сидайте. Выпьем теперь.

Есаулы тоже с любопытством разглядывали старика и юношу.

— Налей, Мишка.

Мишка Ярославов налил чары, поднес первым патриарху и царевичу.

— Ты пьешь?— спросил он юношу.

— Давай,— сказал тот. И покраснел.

Патриарх хлопнул чару и крякнул:

— Кхух.. Ровно ангел по душе прошел босиком.

Казаки засмеялись.

— Приходилось, когда владыком-то был? Небось все заморское пивал?

Старик прищурил умные, хитрые глаза.

— Пивали, пивали... Ну-к, милок, подниси-к ишшо одну — за церкву православную.— Выпил и опять крякнул: — От так ее! Кхэх! Ну, Степан Тимофеич, чего дальше?

Степан с усмешкой наблюдал за стариком.

— Сейчас на струги пойдем. Тебе, владыка, черный, тебе, царевич,— красный. Вот и будете там.

В шатер заглянули любопытные, но войти не посмели.

— Пошло уж,— удовлетворенно сказал Степан.— Ну, с богом.

Вышли из шатра втроем: Степан, царевич и патриарх. Направились к берегу, где приготовлены были два стружка с шатрами — один покрыт черным бархатом, другой — красным.

Степан шел впереди, на виду у всего войска, что-то рассказывал гостям.

Со всех сторон на них глядели казаки, мужики, посадские, стрельцы. Все тут были: русские, хохлы, запорожцы, мордва, татары, чуваши. Глядели, дивились.

Степан проводил гостей до стружков, поклонился. Гости взошли на стружки и скрылись в шатрах.

И опять царские палаты. И «говорит» бумага:

— «...А самареня своровали, Самару ему, вору, сдали. И хочет он, вор Стенька Разин, быть кончее под Синбирск на Семен день (1 сентября) и того часу хочет приступать к Синбирску всеми силами, чтоб ему, вору, Синбирск взять до приходу в Синбирск кравчего и воеводы князя Петра...»

И грянул бой...

Князь Барятинский пришел к Симбирску раньше Степана. Степан знал это.

Подойдя к городу, он свел своих на берег, построил в боевой порядок и повел в наступление на царево войско.

Барятинский приказал подпустить казаков близко и тогда только ударил.

Бой был упорный.

Люди перемешались, не могли отличить своих от чужих.

Войско Барятинского было более организованно и, естественно, лучше вооружено. Разинцев было больше, и действовали они напористее, смелее.

Степан вел донцов. С мордвой, чувашами и татарами были Федор Сукнин и Ларька Тимофеев. Татары, мордва воевали своим излюбленным способом — наскоком. Ударившись о ряды стрельцов, большинство которых было уже обучено по европейскому образцу, они рассыпались и откатывались. Ларька, Федор и другие есаулы и сотники опять собирали их, налаживали мало-мальский порядок и вели снова в бой. Степан хорошо знал боевые качества своих инородных союзников и отдал к ним лучших есаулов. Есаулы матерились до хрипа, собирая текучее войско, орали, шли при сближении с врагом в первых рядах... В этом бою погиб Федор Сукнин.

Донцы стояли насмерть. Они не уступали врагу в организованности, а искусства драться им было не занимать.

Барятинский отступал.

Степан был в гуще сражения. Он отвлекался, только чтобы присмотреть, что делается с флангов — у мужиков. С мужиками тоже были казачьи сотники и верные стрельцы астраханские, царицынские и других городов. Мужики воинское искусство восполняли нахрапом и дерзостью, но несли большой урон.

Степан взял с собой с десяток казаков, пробился к ним, встал с казаками в первые ряды и начал теснить стрельцов.

— Не валите дуром!..— кричал он.— Не молотьба вам! Матвей!

— Ой, батька!

— Прибери поздоровей с жердями-то — ставь в голову! А из-за их — кто с топорами да с вилами,— пускай из-за их выскакивают. Рубнулись — и за жерди! А жердями пускай все время работают. Меняй, если пристанут! Взял?

— Взял, батька!.. Не слухают только они меня.

— Перелобань одного-другого — будут слухать.

— Батька!— закричали со стороны казаков.— Давай к нам! У нас веселее!

Дед Любим был с молодыми казаками.

— Минька!.. Минька, паршивец!— кричал он.— Не забывайся! Оглянись — кто сзади-то?!

— Чую, диду!

— Ванька!.. Отойди замотай руку!

— Сейчас!.. Маленько натешусь.