Уильям Помрой - Рассказы: Приказ, Флора

Мистер Дисон, кашлянув, сказал:

— Мой сын воевал там.

— Вы вправе им гордиться, — сказал полковник.

— О да, — подтвердил мистер Дисон и приосанился.

— А я в свое время помогал партизанам, — вставил мистер Яп.

— Я полагаю… — начал молодой советник, но полковник, точно не слыша, снова заговорил с мэром:

— Я бы с большим удовольствием сам показал вам базу и надеюсь скоро это сделать. Но сегодня, если я не ошибаюсь, вы пришли с другой целью. Поэтому давайте перейдем к делу.

— Да, пожалуй, — проговорил мэр, стряхнул пепел с сигары и обвел взглядом своих спутников. — Видите ли, господин полковник, — начал он, — мы в городе решили послать к вам депутацию, чтобы выяснить создавшееся положение. Вернее сказать, мы пришли к вам с жалобой, извините за такое неприятное слово. Речь идет о последнем приказе…

Полковник и капитан хранили молчание, поэтому мэр продолжал:

— Вам, должно быть, известно, господин полковник, что два дня тому назад по базе был отдан приказ, запрещающий американским солдатам появляться в нашем городе?

— Мне известно, — сказал полковник. — Я сам издал этот приказ.

В наступившей тишине было слышно, как кто-то из гостей заерзал в кресле.

— Но, позвольте, господин полковник. Как это понять? В нашем городе американских солдат всегда так хорошо принимали!

— Да что там, — вмешался мистер Ретана. — Вот уже сколько лет вся торговля только на ваших солдатах и держится, и вы это прекрасно знаете. Все магазины, рестораны и кабаре…

— Мистер Ретана и мистер Яп, — негромко пояснил капитан, — владельцы кабаре. А мистер Дисон — хозяин самого крупного ресторана в городе.

Полковник кивнул.

— У нас первоклассные заведения, — вставил мистер Ретана, вытаскивая из кармана платок и отирая взмокший лоб. Мистер Яп энергично закивал, подтверждая его слова.

— Разрешите объяснить, господа, — заговорил капитан, — командование базы уверено, что большинство жителей в городе и в особенности наиболее видные граждане искренне и дружески к нам расположены. И приказ, о котором идет речь, издан лишь для того, чтобы оградить гарнизон базы от безответственных, я бы сказал, поступков некоторых личностей.

Заметив, что молодой советник порывается что-то сказать, полковник жестом остановил его и вытащил из папки лист бумаги.

— Вот, — сказал он, — передо мной рапорт нашего военного патруля. Тут речь идет об инциденте, который произошел вечером 16 июля. Я прочитаю вам одно место: «Наш патруль был вызван к бару „Одинокая звезда“ в связи с возникшими беспорядками. По сообщениям очевидцев, группа филиппинцев устроила демонстрацию, они шли по улице, неся плакаты: „Кано (насколько я знаю, это слово у вас означает „американцы“), убирайтесь домой!“ Проходивший мимо солдат нашей базы недостаточно, по их мнению, быстро уступил дорогу. Его грубо оттолкнули. Завязалась драка. Из бара выбежали другие солдаты с целью защитить своего товарища. Прибывший на место происшествия патруль также подвергся нападению. Нарушители порядка разбежались лишь после того, как к нам прибыло подкрепление». А вот другой документ. Это жалоба, поступившая от нашего сержанта. 10 июля, когда он шел по главной улице города, средь бела дня двое филиппинцев позволили себе оскорбительные выкрики в его адрес. В ответ на его протест они сбили его с ног, нанесли удары по лицу и в живот. И эго, господин мэр, вы называете гостеприимством? Мы с вами, вероятно, по-разному понимаем это слово.

Мэр беспокойно задвигался в кресле.

— Уверяю вас, господин полковник, мы тоже считаем такие инциденты достойными всяческого порицания. Мы приняли все меры, чтобы задержать виновных. Уже заготовлены ордера на их арест.

— Господа, — сказал капитан, — мы предприняли эти шаги, вовсе не имея в виду ущемить интересы уважаемых граждан города. Но мы вынуждены были принять меры, ибо все эти стычки — не случайность. Они — результат явного подстрекательства.

— Несомненно, — подтвердил полковник, — подстрекательство здесь налицо.

Посетители молчали. У молодого человека еще резче обозначилась хмурая складка между бровей. Мэр созерцал кончик своего башмака.

Полковник достал из папки еще одну бумагу:

— Вот сообщение манильской газеты о митинге — он состоялся в вашем городе, господин мэр, еще до всех этих беспорядков. Вот послушайте, что там говорил главный оратор: «Для того чтобы стать свободным и независимым, у филиппинского народа есть только один путь: аннулировать договоры о военных базах и изгнать с нашей филиппинской земли всех чужеземных солдат. Мы должны отстаивать свою свободу! Я приветствую каждого из граждан, у кого хватит мужества дать отпор чужеземцам, бесчинствующим на улицах нашего города. Честь и слава тому, кто умеет защитить свое национальное достоинство!» Я полагаю, — продолжал полковник, — для вас не секрет, что человек, которому принадлежат эти слова, находится сейчас здесь, среди нас.

Наступило молчание. Посетители сидели, опустив головы, и искоса поглядывали на молодого советника.

— Очень вам благодарен, господин полковник, — насмешливо заметил советник Хавьер. — Я безуспешно пытался вставить хоть одно слово, но то, что я хотел сказать, вы сказали за меня, благодарю вас.

Он поднялся, и голос его зазвучал громче.

— Так вот, я пришел сюда вовсе не для того, чтобы вместе с ними просить об отмене приказа. Я твердо уверен, что наш город прекрасно обойдется без ваших войск. Куда достойнее зарабатывать на жизнь полезным трудом, чем ублажать ваших солдат.

Вы тут жалуетесь, что на американцев нападают. Но почему же в вашей бумажке не сказано, что возле бара «Одинокая звезда» этот ваш солдат — воплощение невинности — первым полез в драку, стал вырывать плакат из рук филиппинца. А тот сержант из второго вашего протокола, разве он просто «шел по улице»? Он нагло приставал к филиппинской девушке.

Чего только мы не терпим от вашей пьяной солдатни — оскорбления, ругань, издевательства, — об этом ваши доклады целомудренно молчат. Известное дело, вор кричит: «Держите вора». Как вы поступили с негодяем, который изнасиловал Хуаниту Гальвес? Стоило ей подать жалобу, как его тут же «перевели» в США. Даже если ваши солдаты давят людей у нас на дорогах — и тогда их немедленно отправляют в Америку. А как же иначе? Разве можно, чтобы белого американца судили желтые филиппинцы?

До каких пор, по-вашему, филиппинцы должны сносить это издевательство над их суверенными правами? Вы толкуете о подстрекателях. А подстрекатели — вы сами. И вот что я вам еще скажу…

Он шагнул к столу полковника. Мэр и начальник полиции вскочили, чтобы его удержать.

— Ну, Чико, пожалуйста, — просительно заговорил мэр, — не надо горячиться.