Игорь Долгополов - Мастера и шедевры. т. I

Вот как много могут сказать крошечные, неприметные даже наметанному глазу детали картины. Вот так пишут великие мастера: ничего случайного, за любой малостью — двойной и тройной смысл, ничего плоско-житейского, исчерпывающегося в самом себе, все возведено в ранг символа.

Полотно двухмерно, но сейчас оно обретает еще два измерения: глубину и время. Не правда ли, нас научили видеть шедевр Леонардо?

Иным образом Долгополов сближает нас с Рафаэлем. Безмерно трудно писать о художнике, о котором написаны тонны исследований. И еще труднее писать о Сикстинской мадонне, которая по своей популярности может поспорить с Джокондой. И. Долгополов идет от судьбы художника к картине. И прежде всего он доказательно разрушает миф об эльфически легкой, безоблачной судьбе Рафаэля. Гений, не ведающий трудностей в своем искусстве, баловень счастья, которому все дается шутя, красавец, любимец века — вот привычный образ Рафаэля. И кажется, он ушел в тридцать семь лет, осушив до дна сладостную чашу жизни. Долгополов иначе читает Рафаэля. Тот рано потерял горячо любимую мать и мучительную тоску о ней перенес на свои холсты: его маленькие мадонны, чистые, добрые, любящие, не только образ материнства, но и образ его тоски; поэтому так трогают и завораживают эти небольшие наивные холсты. Он учился у знаменитого Перуджино, но это была как бы средняя школа, его истинными учителями были титаны Возрождения, сперва Леонардо, потом Микеланджело. В Рим он приехал сложившимся художником. Он пишет великолепную «Афинскую школу» для Ватикана, где центральной фигуре, царю философов Платону, придает черты своего кумира да Винчи.

Он любимец воинственного папы Юлия, баловень аристократического Рима, заказы сыплются со всех сторон, скромный юноша из Урбино становится самым модным человеком своего времени. Он уже не справляется с заказами, на него работает целая живописная мастерская, а он проходится по картине рукой мастера. И только сам замечает, как отяжелела его кисть, как высокую простоту стала подменять изысканность. Лишь в портретах остается он равен лучшему в себе. Никто не догадывается о том глубоком душевном и творческом кризисе, который переживает этот очаровательный, легкий, улыбчивый человек. И тут, словно в «Моцарте и Сальери», где загадочный черный человек заказывает Моцарту «Реквием», монахи дальней захудалой обители попросили Рафаэля написать ту мадонну, которая воссияла над миром под именем Сикстинской. Словно предчувствуя, что это последняя возможность сказать свое главное слово, спеть лучшую песню, выразить себя до конца, Рафаэль принимает заказ бедной обители и с небывалым вдохновением творит величайшее живописное чудо всех времен и народов и становится навсегда первым…

Через судьбу Рафаэля, через его муки подводит нас Долгополов к прославленному полотну, чтобы мы по-новому зоркими, будто ключевой водой промытыми, глазами узрели его.

К самым большим удачам Долгополова принадлежит его цикл «Шедевры», в том числе новеллы о трех портретах, написанных в разное время очень разными художниками, но едиными в своей проникновенности во внутренний мир модели. Это портрет довольно еще молодого черноволосого Льва Толстого кисти Крамского, портрет зрелого Достоевского, выполненный Перовым, и портрет умирающего Мусоргского, написанный в больнице его другом Репиным.

Игорь Долгополов подходит к раскрытию тайны каждого портрета через взаимоотношения художника с моделью. Крамской, чей незаурядный ум отметила требовательная Софья Андреевна, был одним из самых образованных и глубокомыслящих художников своего времени. Эти качества определили решение портрета Л. Толстого его самой прекрасной и могучей поры, когда тот обрел твердое жизнепонимание, веру, создал свое величайшее творение «Войну и мир» и с особо пронзительной силой вглядывался в окружающее, в человека, стремясь к разгадке сокровеннейшего в нем.

В работе Перова над портретом Ф. Достоевского (несомненно, высшим достижением мастера) замечательно то, как большой художник, высоконравственный человек, приобщался к духу грозной во всеведении модели и как пугавшая художника проникновенность обратным движением сообщилась портрету с его устремленным к последним тайнам взглядом. Эта работа была огромным душевным переживанием для самого Перова, но он устоял и создал свой шедевр.

Совсем в другом ключе решен необычайный для Репина и по краскам, и по манере портрет Мусоргского, которого художник писал, опережая смерть. Они были друзьями и сподвижниками в служении русскому народному началу в искусстве. Мусоргский создал величайшую национальную оперу «Борис Годунов», а Репин в «Крестном ходе» — незабываемый и многогранный образ простого русского народа. И хотя Мусоргский считал Репина коренником, а себя пристяжной, сам художник, похоже, думал обратное. И это отразилось в его скорбном и глубоком портрете. Изжившее себя, бледное лицо Мусоргского прекрасно последним истаивающим светом беззащитных и мудрых глаз. Говорят, что в каждом талантливом портрете запечатлена не только модель, но и сам автор. Портрет Мусоргского — это портрет и репинской боли, репинской невосполнимой утраты.

Галерея Игоря Долгополова очень богата: от головки Нефертити, создателей скифского золота, гениев Возрождения до импрессионистов, передвижников и наших современников. При этом Долгополов вовсе не всеяден, он пишет лишь о том, что любит, а с тем, что ему чуждо, яростно спорит. Многочисленные публикации заслуженного деятеля искусств РСФСР Игоря Долгополова на страницах журнала с миллионным тиражом и собранные в двухтомнике «Рассказы о художниках» были отмечены Академией художеств СССР и удостоены серебряной медали. .

Еще студентом в тридцатые-сороковые годы Игорю Долгопол ову посчастливилось слушать лекции, а потом и беседовать с такими знатоками искусствознания, как Игорь Эммануилович Грабарь, Виктор Никитович Лазарев, Андрей Дмитриевич Чегодаев… Фундамент знания был заложен.

Общение с многими замечательными мастерами отечественной и зарубежной живописи, скульптуры и графики, встречи с шедеврами мировой и русской классики, полувековая работа в мире советской печати принесли свои плоды. Так, за однотомником «Рассказы о художниках» появился на свет двухтомник того же названия. Ныне рождается трехтомник «Мастера и шедевры».

Вот что пишет о трехтомнике учитель автора, доктор искусствоведения, профессор А. Д. Чегодаев:

«Я поддерживаю и одобряю решение выпустить в свет трехтомное собрание статей об искусстве Игоря Викторовича Долгополова.

В своих многочисленных (их более сотни) статьях, написанных за двадцать пять последних лет, И. В. Долгополов поставил перед собой очень важную цель — пропаганду среди самого широкого круга читателей, далеких от искусства, высоких образцов мирового искусства от древнего Египта до наших дней. Эта сложная и чрезвычайно нужная задача могла быть достойно решена лишь благодаря обширным знаниям, верному вкусу и литературному таланту автора. Статьи Долгополова обладают этими достоинствами, они изобилуют тонкими наблюдениями и умными обобщениями, написаны образным, ясным, простым, всем понятным языком, а главное — правильны и верны по своим научным установкам, по своей идейной направленности. Он постоянно выбирает темой своих статей творчество подлинно прекрасных художников, старых или современных, и неизменно таких, чье творчество сыграло важнейшую роль в свое время и осталось живым и действенным до нашего времени. К лучшим статьям обширного цикла его работ относятся и статьи о классических мастерах Запада — Боттичелли, Леонардо, Микеланджело, Рафаэле, Рубенсе, Рембрандте, Вермере, Гойе, Делакруа, Домье, Милле, Дега, Ван Гоге, Гогене — и статьи о старых русских художниках — Андрее Рублеве, Кипренском, Федотове, Ге, Сурикове, Левитане, Рябушкине, Серове, Врубеле, Борисове-Мусатове, — и статьи о мастерах советских — Кустодиеве, Кончаловском, Дейнеке, Пименове, Нисском, Салахове, Угарове. Я назвал лишь малую часть статей Долгополова, но один этот перечень достаточно ясно показывает, какой широтой отличается его художественный кругозор и как важна и ценна его неустанная и столь плодотворная работа. Желаю всяческого успеха этому изданию».