Елена Блаватская - Заколдованная жизнь (сборник)

Вынимая грунт, рабочие обнаружили старый, высохший колодец, а в нем скелет Альфонсо, с четырьмя ножевыми ранами в его полуистлевшей груди и обручальным кольцом Бьянки на пальце.

Сцена, подобная той, что описана выше в день свадьбы, может потрясти даже самого закоренелого скептика. Выздоровев, Глауэрбах навсегда оставил Италию и вернулся в Вену, где поначалу ни один из его друзей не мог узнать в этом постаревшем, одряхлевшем, с белыми как снег волосами молодого человека, которому едва исполнилось 6. Он навсегда покончил с вызыванием духов и знахарством, но с того времени стал твердо верить в бессмертие человеческой души и ее оккультные силы. Он умер в 84 году, честным и исправившимся человеком, не проронив ни слова об этой таинственной истории. Лишь в последний год его жизни, некое лицо, которое завоевало его полное доверие тем, что оказало ему определенную услугу, узнало от него подробности поддельного видения и настоящей трагедии, постигшей род Р… В…

Название каждого журнала или книги должно иметь какой-то смысл, и особенно это относится к публикациям теософским. Заглавие обязано ясно обозначить предмет рассмотрения, выражая, так сказать, смысл статьи. Поскольку аллегория является душой восточной философии, можно не согласиться с тем, что в названии «Le Lotus Bleu» ничего нет кроме названия водного растения – nymphea cerulea или nelumbo. В дальнейшем читатели такого сорта ничего не разглядели бы, кроме голубого цвета листа оглавления нашего журнала.

Дабы избежать такого неверного понимания, мы постараемся ввести наших читателей в общий символизм лотоса, и особенно – голубого лотоса. Это таинственное и священное растение в течение веков рассматривалось и в Египте, и в Индии как символ Вселенной. Нет ни одного монумента в долине Нила, ни одного папируса без изображения этого растения на почетном месте. На капителях египетских колонн, на тронах и даже на головных уборах божественных царей – везде присутствует лотос как символ Вселенной. Он неминуемо становится обязательным атрибутом любого созидающего бога, как и любой созидающей богини, поскольку с философской точки зрения последние являются женским аспектом бога, вначале двуполого, затем мужского рода.

Именно из Падма-йони, «сердца лотоса», из Абсолютного Пространства, из Вселенной вне времени и пространства эманирует Космос, обусловленный и ограниченный пространством и временем. Хиранья Гарбха, золотое «яйцо» (или лоно), из которого появляется Брама, часто называют Небесным Лотосом. Бог Вишну – синтез Тримурти, или индийской Троицы, – в течение «ночей Брамы» плавает, спящий, в первозданных водах, раскинувшись на цветке лотоса. Его богиня, прекрасная Лакшми, подобно Венере-Афродите, поднимаясь из глубин вод, ногами опирается на белый лотос. Именно в результате вспенивания Молочного Океана – символа Космоса и Млечного Пути – собравшимися вместе богами перед их изумленными взорами явилась, Лакшми, богиня Красоты и Мать Любви (Кама), возникшая из пены бушующих волн, рожденная на лотосе и держащая в руке другой.

Так возникли два основных имени Лакшми: Падма-Лотос и Кширабди-Таная, – Дочь Молочного Океана. Гаутаму Будду никогда не низводили до уровня бога, несмотря на тот факт, что в историческое время он был первым смертным, достаточно бесстрашным, чтобы расспрашивать безмолвного Сфинкса, которого мы называем Вселенной, и полностью вырвать у него тайны Жизни и Смерти. И хотя, повторяем, его никогда не обожествляли, целые поколения в Азии признавали его Владыкой Вселенной. Именно поэтому победитель и учитель мира мысли и философии представлен сидящим на полностью распустившемся лотосе, символе Вселенной, до конца постигнутой им. В Индии и на Цейлоне лотос обычно золотистого цвета, у северных буддистов – голубой.

Но в одной части света существует третий род лотоса – zizyphus. Как говорят древние, тот, кто отведает его, забывает свою родину и тех, кто дорог ему. Давайте не будем следовать такому примеру. Давайте не забывать наш духовный дом, колыбель человеческой расы, место рождения голубого лотоса.

А теперь давайте приподнимем покров забвения, покрывающий одну из самых древних аллегорий – ведическую легенду, которую, однако, сохранили браминские летописцы. Лишь потому, что летописцы излагали эту легенду каждый на свой манер, добавляя свои собственные изменения, мы приводим этот рассказ здесь не согласно неполным толкованиям и переводам этих восточных господ, но согласно общепринятой версии. Такой поют ее старые певцы Раджастана, когда они влажными вечерами сезона дождей приходят и садятся на веранде бунгало путешественника. Давайте же оставим востоковедов на милость их фантастических спекуляций. Какая нам разница, Харишандрой или Амбаришей зовут эгоистичного и трусливого принца, ставшего причиной превращения белого лотоса в голубой?

Имена не имеют ничего общего ни с наивной поэзией легенды, ни с ее моралью – ибо, если поискать хорошенько, можно найти и мораль. Мы скоро увидим, что основной эпизод истории странно напоминает другую легенду – историю об Аврааме и жертвоприношении Исаака в Библии. Разве это не является доказательством того, что Тайная Доктрина Востока имеет веское основание утверждать, что имя патриарха не было ни халдейским [71], ни иудейским, но скорее эпитетом и санскритской фамилией, означающей а-брам, то есть тот, кто не является брамином [72], дебраминизированный брамин, тот кто опустился или лишился своей касты?

Если столь многие легенды Южной Индии соответствуют библейским сказаниям, как можем мы избежать подозрения, что среди современных иудеев можно обнаружить халдеев времен Риши Агастья – этих каменщиков, гонения на которых начались от восьмиста до тысячи лет назад, но кто переселился в Халдею за четыре тысячи лет до христианской эры? Луи Жаколио [73]говорит об этом в нескольких из своих более чем двадцати томов о браманической Индии, и он прав в этом.

Об этом мы поговорим в другой раз. А между тем вот – «Легенда о Голубом Лотосе».

Век за веком протекли с тех пор, как Амбариша, царь Айодхьи, правил в городе, основанном святым Ману Вайвасвата, потомком Солнца. Царь был Сурьяванши (потомок Солнечной династии), и он признавал себя самым преданным слугой бога Варуны [74], величайшего и могущественнейшего божества в «Ригведе [75]». Но бог отказал своему слуге в наследнике, и это делало царя несчастным.

– Увы, – стенал он каждое утро, совершая пуджу младшим богам, – увы! Что проку быть величайшим царем на земле, если бог отказывает мне в наследнике моей крови? Когда я умру и меня возложат на погребальный костер, кто исполнит благочестивые обязанности сына и разобьет мой безжизненный череп, дабы освободить мою душу от земных пут? Какая чужая рука в полнолуние положит рис церемонии Шрадда [76], чтобы выказать почтение моей тени? Не отвернутся ли и сами птицы смерти [77]от погребального пира? Ибо, несомненно, моя тень, в своем великом огорчении привязанная к земле, не позволит им принять в нем участие.