Монах Салафиил (Филипьев) - Тайна Афонской пустыни. Дневник пустынножителя

Как это удивительно, светло, мудро и просто.

Старец давно звал меня в пустыню. А сейчас, когда Сам Господь привёл сюда через обстоятельства жизни, отец Рафаил тем более благословил пустынножительное покаяние.

Ещё в послушничестве всем чадам отца Рафаила как-то естественно прививается любовь к молитве Иисусовой и пустынножительству. Не был исключением и я. Мечтал когда-то о пустыннической жизни. С годами стал думать, что со мной никогда этого не случится. Потом вообще над собой как над христианином поставил могильный крест. Думал — конец. И вдруг! Путь возрождения открылся. И сразу дали пустыню. А с пустынническими горькими слезами — такую белую манну духовных покаянных прозрений, такую живую Иисусову молитву.

Тогда я не знал, на какой срок дана пустыня, но знал, что сладость её не забыть. Понял, что покаянная молитва Иисусова — чудо, дар, тайна Божия. Понял, что жемчужина благодати, которая была когда-то дана и давно потерялась (хотя, потеряв, я не искал её), возвращена мне Спасителем. Всё вернулось сторицей, а главное — вера, смысл жизни и путь живого Богообщения.

Неожиданно на Афоне события стали развиваться настолько не в мою пользу, что в любой момент, я мог вынужденно покинуть Святую Гору.

В тёмном, подавленном состоянии духа я бродил по прибрежным скалам и чуть было не сорвался с одной из них. В этот момент почувствовал близкое присутствие злой силы. «Загнать жертву и уничтожить её» — события разворачивались по всем правилам демонической охоты...

Вопреки моим страхам, «здравым» соображениям и планам, батюшка благословил мне отравиться вглубь Афона, выше в горы. В самую отдалённую точку горного ущелья Катунаки, расположенную на подступах к вершине Святой Горы. Я не верил... И верил! Отправился.

Но где жить на Катунаках? У подвизающейся здесь малой части братии отца Рафаила свободных мест нет. Между тем дело шло к зиме. И вообще, новому человеку обнаруживать здесь себя нежелательно, нужно сидеть тише воды — ниже травы, из-за постоянной угрозы выселения.

На мои опасения монах Давид с горячей верой, основанной на собственном опыте, твёрдо сказал мне: «Даже не думай! На Афоне Богородица — Игумения. Она решает, кому здесь быть. Она тебя сюда привела. Поднимайся». Впоследствии я многократно убеждался в верности этих слов.

3 ноября 2010 года я прибыл на Катунаки. А меньше чем через две недели, не понимая, как это всё устраивается, я уже благодушествовал в собственной крохотной, но самой настоящей пустыннической келейке. Боялся громко дышать, чтобы злые силы не заметили и прошли мимо... Но теперь уже точно знал — это действуют Богородица и Господь.

И хотя опасности продолжали нависать, окрылял сам факт, что Господь и Матерь Божия сподобили кельи на Святой Горе, пусть и неизвестно насколько. Я понял, что это уже всерьёз. Ведь без чуда такое никак не могло произойти, просто не-мог-ло. Тогда я начал вести дневник. Звали меня тогда инок Всеволод...

Ну вот, слава Богу, сижу около своей кельи [1] Греки называют такие келейки, как у меня, каливами. А собственно кельями называют строения побольше, где имеется храм и где обычно проживает не один пустынник, а несколько келлиотов. Я же в дневнике зачастую называю каливы кельями, как это принято в живом разговорном обиходе у русских афонцев, а также у пустынножителей Кавказа, где отшельнические хижины называют «кельями», а название «калива» не получило распространения. Что касается написания слова «келья», то в дореволюционной орфографии оно употреблялось и с одной, и с двумя буквами «л», например: «келья», но «келлия», соответственно, эти два слова и склонялись с одной или двумя «л» («Полный русский орфографический словарь», составил П. А. Ромашкевич по «Русскому правописанию» академика Я. К. Грота, Санкт-Петербург. Репринт издательства Свято-Троицкого монастыря в Джорданвилле, США, 1975 г.). Нет причин в современном русском языке нарушать это написание. , на горной террасе с видом на скалы и море. Солнце. Тишина. Пахнет мёдом.

Эту келью послала Матерь Божия. Принадлежала она греку, отцу Афанасию, который здесь потихоньку молился и разводил пчёлок. Судя по оставшимся от него книгам, он был умеренным зилотом. Незадолго до моего приезда он отправился монашествовать в другое место.

17 ноября Матерь Божия дала мне этот благословенный кусочек земли в Своём Афонском Саду. Тут и правда сад: птицы поют с рассвета до заката, а цветы, говорят, цветут круглый год. Место вообще особенное.

Келейка убогая, монашеская и этим радует глаз и душу. Когда к ней шёл, думал, как её назвать. Были разные мысли. Вхожу внутрь и вижу на стенке, в самом центре — образ Пресвятой Богородицы с Богомладенцем.

Икона достаточно древняя, писанная. Видно, что побывала в огне (видны его следы) и, значит, спасшаяся. Лики Спасителя и Богоматери — добрые, вдумчивые, умилённые, сосредоточенные на главном. Спаситель смотрит на Свою Мать, тесно прижимаясь к ней щекой, а она внимательно смотрит... даже не на нас, а куда-то в вечное. Родное что-то почувствовалось в иконе, но узнать я её не мог. Надписи на лицевой стороне нет. Бережно снял икону со стены. На обратной стороне прочёл название ΓΛΥΚΟΦΙΛΟΥΣΑ (по-русски — «Сладкое лобзание» или «Сладколобзающая»). Икону было трудно опознать ещё и потому, что она является как бы зеркальным изображением известного первообраза «Сладкого лобзания», то есть Богомладенец расположен с другой стороны от Богоматери.

Как только увидел название образа — замер от удивления и тут же возликовал душой! Ведь иконой «Сладкое лобзание» меня мама благословила на монашество в 1992 году. Причём выглядело это тогда неожиданно, ведь икона в России была практически неизвестна. Важный знак, что оригинал этой иконы находится в монастыре Филофей на Афоне. Вот на Афон-то Господь нежданно-негаданно и привёл меня, грешного, монашествовать. Бог знает, что будет завтра, но пока это так.

Сомнений у меня не осталось: келейка моя пустынническая — под покровом образа Пресвятой Богородицы «Сладкое лобзание». Так оно и есть. Всё, что пока со мной происходило на Святой Горе, иначе как сладким лобзанием Господа, Богородицы и благодати Божией не назовёшь.

Я рассказал обо всём этом авве Рафаилу по телефону, он сказал, что очень рад, надеялся, но никак не ожидал, что с кельей сложится всё так быстро и удачно. Сказал в конце: «Бог благословит. Живи и молись». И подтвердил название кельи.

С воодушевлением я рассказал об этих событиях маме по телефону. Попросил благословения от иконы «Сладкое лобзание», которой она благословляла меня на монашеский путь. Эта икона осеняла мою келью на Валааме и в Джорданвилле во все годы. В 1999 году эту икону я привозил на Афон и прикладывал к образу «Сладкое лобзание» в монастыре Филофей. В этот раз так получилось, что икона осталась в Москве у мамы. Перед этим образом мама часто молится и теплит свечу...