Юрий Воробьевский - Пятый ангел вострубил

Когда же «мудрость» человеческая поймет, что является посмешищем бесов! И что каждый «покоритель природы» – следует раввинистической «мудрости», которая изрекает, будто сам Господь на небесах читает талмуд, стоя по стойке «смирно». Когда же станет ясно, что гордость – это слепота, которая верит в свою зрячесть! Эта слепота не замечает даже очевидного: нетления святости и разложения греха.

В XVIII веке каббало-масонский символизм уподобил дворянский парк Эдему. Но странный это был рай! Барские поместья в России заполонили искусственные руины ушедших языческих культур. Возник настоящий культ тления. Откуда же он взялся?

«Сокровенные масонские мифы говорят, что строитель Соломонова храма Гирам вел свой род от Каина, который якобы происходит от связи Евы с Люцифером. От связи же между Гирамом и царицей Савской (также ведущей свой род от Каина) должна идти вечная дружина работников, которая во все времена соберется во имя его». Так пишет масонский историк Лекуте. И это означает, что дети вдовы убитого Хирама должны мстить за убийство вечно». [63].

Масонство существовало всегда, – провозгласил в XVIII веке Лессинг. Во всяком случае, как идея. Что же это за замечательная идея, идущая, по признанию самих «детей вдовы», от Каина?!

«Никто из смертных не ведает ни отчества, ни рода, ни племени таинственно-мрачной личности Адонирама, гений которого настолько выше людей земли, насколько вершина высочайшей горы возвышается над малым камнем, осыпанным пылью ее подножия. Глубочайшим презрением ко всему человеческому роду дышит эта нечеловеческая личность и законно презрение это: не от рода человеческого тот, кто, как чужеземец, живет среди детей Адама… И в глубине сверкающего ослепительным блеском огня видит Адонирам образ как бы человека, но величием своим безмерно превосходящего всякого смертного. И приблизился к нему сей образ, и сказал ему такое слово:

– Приблизься, сын мой, подойди без боязни! Я дунул на тебя, и пламя не властно уже прервать твоего дыхания.

И в смертоносной для детей Адамовых стихии, объятый пламенем, обрел Адонирам неиспытанное, неслыханное блаженство, увлекающее его в самую глубину огня.

– Куда влечешь ты меня? – вопрошает Адонирам явившегося.

– К центру земли, в душу мира, в область владычества Каина, с которым неразрывно и неразлучно царствует и свобода. Там – предел тирании Адонаи, завистливого Бога; там, смеясь над бессильной яростью его, мы свободно и беспрепятственно можем вкушать от плодов древа познания. Там – царство твоих отцов.

– Но кто же я? Кто же ты? – вопрошает Адонирам.

– Я – отец отцов твоих, я – сын Ламеха, внук Каина, я – Тувалкаин…

И в святилище огненного царства предстал Адонирам лицом к лицу перед начальником своего великого рода. Денница – Люцифер, давший жизнь Каину, на лице сына своего отразил блеск всей своей неизреченной красоты и беспредельного величия…

– Внимай, сын мой! Родится сын от тебя, которого ты не увидишь, и тот произведет от тебя бесчисленное потомство. И будет род твой неизмеримо выше породы Адама, но порода эта покорит под ноги свои род твой. И многие века благородный род твой все мужество свое, весь гений свой отдавать будет на благотворение неблагодарной и бессмысленной породе Адама. Но настанет день – и лучшие сильнейшими явятся, и восстановят они веру владыки Огня. Дети твои, объединившись под твоим именем, разобьют, как сосуд скудельный, власть царей земных, ибо они представители Адонаи на земле»…

Сия легенда, изложенная в «Книге» Андерсона, заимствована из Талмуда. Она заканчивается убийством Хирама-Адонирама. Его труп находят под кустом акации.

«Когда тело было извлечено из земли, один из Мастеров приподнял его руку за указательный палец, но кожа отстала от костей и прилипла к его руке. Другой приподнял ее за средний палец с тем же прискорбным результатом. И, наконец, третий Мастер приподнял его за всю руку, но и здесь тоже кожа отошла от костей. Мастер не мог никак поднять труп и воскликнул: « Menah Belah», что означает «тело разложилось». И это стало с тех пор новым тайным паролем мастеров».

Трогательная история! Во всяком случае, символическая. Так в преданиях «вольных каменщиков» конкретные черты Иисуса Христа – Бога Живого – стали вытесняться смердящей массой.

Разложившийся труп мастера символизируется костями, которые в каждой ложе занимают почетное место. В этот гроб нередко кладут и посвящаемого. Такова диавольская пародия на мощи святых, которых как раз и не касается тление, которые мощны творить чудеса. И, возможно, главное чудо – пробуждать веру в реальность жизни вечной. Выбор именно таков – вечная жизнь праведников или вечная смерть последователей Хирама, в том числе и неосознанных – всех тех, кто поклоняется временным, подвластным разложению «ценностям» мира сего.

Странное дело: Хирама почитают живым. Ленина «как бы» – тоже… Тому, кто духовно не умер сам, этого не понять. Это только для мертвеца каждый труп – живой. Еще святитель Игнатий (Брянчанинов) писал, что тленный мир не признает свои болезни и почитает себя цветущим. [4]

В России, стране сонма нетленных святых, тень Хирама-Адонирама мелькнула в 1770-е годы. Произошло это в стенах Московского университета. Легенда прозвучала из уст бывшего гувернера, быстро выбившегося в профессора – Шварца. Его масонский выученик Новиков слушал, затаив дыхание. Мог ли этот восторженный потомок благочестивого дворянского рода только представить себе, какую заразу он подцепил! Служить не Богу Живому, а мертвецу… Это значит, получать от него в награду то, что тот может дать. Дары разложения. Пройдут годы, и тлению подвергнется все: имение, судьба, потомство Новикова… Дворянское благородство – тоже истлеет. Рассыплется в прах чернокнижия, измены, черной неблагодарности. ОТКУДА ЖЕ ВЗЯТЬСЯ БЛАГОРОДСТВУ, БЛАГОМУ РОДУ. ЕСЛИ СЛУЖИТ ОН НЕ ВСЕБЛАГОМУ ОТЦУ?

Бедная душа! Что будет с душой несчастного? И разве только одного Новикова ждет страшная судьба? Разве не те же дары смерти пожнут все те, кто пойдет по стопам «первого русского интеллигента»?! Какая их ждет судьба – вдали от Родины и Бога! Судьба… Суд Божий!

Истлевшая рука поднялась и постучала. Три ритуальных стука, как перед входом в ложу. Так Хирам вошел в наш день.