Клаудио НАРАНХО - ХАРАКТЕР И НЕВРОЗ

Обусловленная личность ведет к организменному вмешательству (organismic interference), организменное вмешательство ведет к утрате переживания бытия, утрата переживания бытия ведет к иллюзиям, «страстям» и сохранению навсегда обусловленной личности, и так далее, и тому подобное.

Выполняя этот последний анализ, я следовал руководству Гантрипа [19], который утверждал, что точно так же, как клейнианский психотический уровень интерпретации лежит в основании соответствующей психодинамики (в которой либидо есть непосредственно источник интерпретации), мы должны искать более глубокий «винникоттовский» или экзистенциальный уровень, который осознает «утрату самости» или «слабость эго» как более глубокий слой (уро- BeHb=stratum), нежели оральное, анальное или генитальное (т. е. биологическое) либидо.

Гантрип говорит, что, когда он показал Фэрбэрну в 1957 году черновой набросок своей статьи «О слабости эго» (On Ego Weakness), Фэрбэрн сказал: «Я рад, что вы это написали. Если бы я сейчас мог писать, то это как раз та самая проблема, которую мне следовало бы изложить на бумаге». Однако здоровье Фэрбэрна покинуло его, прежде чем он смог полностью исследовать, как он сам того желал, заявление одного пациента: «Я добрался до основания скалы, где я чувствую, что совсем не имею эго». Демонстрируя, что вся психопатология поддерживается единым скелетом специфической характерологической структуры и что каждый характер вдохновляется (одушевляется) особым «страстным» мотивом, утверждая, что девять страстей составляют, как и многие пути поиска бытия (взаимозависимые с многими иллюзиями относительно бытия), сохраняющуюся всегда онти- ческую обскурацию (помрачение), я чувствую, что осуществил заветную мечту Фэрбэрна.

Через исследование утраты бытия или самости как сердцевины характера я увидел, что книга в своем развитии выходит за пределы трактата по типам характера и становится всесторонней доктриной. Утверждение, что вся психопатология влечет за собой «экзистенциальный вакуум», помрачение (obscuration) бытия, в котором этот «вакуум» поддерживается, и помрачение, сохраняемое экзистенциальным вакуумом, влечет за собой очевидное заключение: неотделимость процесса просвещения от исцеления наших межличностных болезней.

Когда во время диктовки я давал рабочее название книги, то назвал ее Структура характера и Динамика (в свете энеаграмм Сармуни). После завершения работы, однако, я подумал, что более подходящим названием будет Характер и Невроз, поскольку книга наполнена представлением о том, что сердцевиной невроза является характерологическое начало и, таким образом, полномасштабная теория характера включает и теорию невроза. Соответственно, я убежден, что при расшифровке структуры и динамики основных компонентов человеческого характера я имел дело (описательно, динамически и экзистенциально) со всей полнотой невротических стилей.

Нет необходимости говорить, что я не согласен с теми, кто продолжает рассматривать патологии характера как осложнения, и полностью поддерживаю утверждение Вильгельма Райха о том, что характер составляет базовый тип защиты (fundamental mode of defense). Я нахожу самое красноречивое выражение моей собственной убежденности в нижеследующих словах Хорни [20]: «В психоаналитическом понятии неврозов имеет место смещение акцента: в то время как первоначально интерес фокусировался на драматизме симптоматической картины, то теперь все больше и больше осознается, что действительный источник этих психических расстройств лежит в нарушениях в области характера, что эти симптомы являются манифестным результатом конфликтующих характерологических черт и что без раскрытия и выправления (straightening out) структуры невротического характера мы не сможем вылечить невроз. При анализе этих черт характера в огромном числе случаев поражает тот факт, что в заметном контрасте с расхождением симптоматических картин трудности характера неизменно сосредотачивались вокруг тех же самых базовых конфликтов».

Совсем недавно я получил удовольствие, встретив сходную установку в последней книге Давида Шапиро (Shapiro), где он говорит [21]:

«Под этим термином я имею в виду, что невроз состоит не из ядерного конфликта внутри самой личности - скажем, как между отдельным бессознательным импульсом и защитой, - а из искажения всей личности. Невроз состоит из определенных ограниченных и конфликтопорождающих способов (путей), с помощью которых действует личность… определенных способов (путей), с помощью которых, как уже указывал раньше, личность противодействует самой себе. Я уже использовал термин невротический стиль в том же самом смысле. С этой точки зрения старые различия между „симптомом невроза" и „расстройством характера" исчезают; любой невроз - характерологичен».

По мере того как я надиктовывал главы этой книги, мысленно я обращался к трем категориям слушателей.

Во-первых, аудитория, изначально имевшаяся в виду, когда я вынашивал саму идею книги, представлялась мне состоящей из людей, для которых данная книга служила бы руководством по самоинсайту и являлась бы чем-то сродни дистанционному управлению (remote control) и расширением того вида работы, которую я вел в группах. Для этих читателей я написал отдельную дополнительную главу с предложениями о том, как применять полученную информацию в дальнейшей работе над собой.

Во-вторых, по мере того как я надиктовывал саму книгу, я обнаружил, что с особым интересом обращаюсь к теоретически мыслящим студентам, и, в третьих, меня интересуют читатели-психотерапевты. Я старался максимально избежать возможного читательского конфликта между профессионалами и широкой аудиторией любознательной публики, обращаясь и к тем и к другим с одной кафедры в одно и то же время, стремясь избежать излишней «академичности» с ее терминологией и - я делаю это сейчас - прося читате- лей-неспециалистов быть терпимыми, если некоторые из моих цитат и библиографических ссылок покажутся им малоинтересными. Завершив работу, я чувствую удовлетворение от предвкушения, что она окажется интересной и питающей (nourishing) для читателей и что через них она послужит более полному и более обобщенному пониманию человеческого падения (fallenness) во времена, когда мы в этом крайне нуждаемся.