Лотар Рендулич - Управление войсками

Возвращаясь с командного пункта дивизии, расположенного в двух часах езды от штаба корпуса, мне удалось уйти из‑под огня прорвавшихся танков противника только благодаря тому, что я быстро свернул с шоссе в лощину, где натолкнулся на стоявшие там обозы. За мной побежали другие. Чтобы навести порядок, потребовалось более часа, и я вернулся в штаб корпуса лишь через два с половиной часа, когда уже стемнело.

За время моего отсутствия поступила масса сообщений. Прежде всего о том, что левый сосед корпуса оттянул назад свой правый фланг, примыкавший к нашей 34–й дивизии. Вечером я приказал отвести левый фланг 34–й дивизии на рубеж, удаленный примерно на 5 км от Оки, а ее правый фланг в течение ближайших двух суток оттянуть на северный берег Оки, так как ожидалось мощное наступление противника на Мценск, а в 56–й дивизии не было резервов. Это привело к отводу на несколько километров левого фланга 56–й дивизии, примыкавшего к 34–й дивизии на Оке. В предвидении очень опасной обстановки иного решения я принять не мог. При всех обстоятельствах нужно было предотвратить прорыв.

Другое сообщение поступило от воздушной разведки в конце дня, вскоре после моего отъезда из 36–й пехотной дивизии. В промежутке между 36–й и 262–й дивизиями летчик обнаружил скопление примерно 100 танков противника. Данные воздушной разведки подтверждались наземной. [182] В мое отсутствие начальник штаба корпуса полковник Штедке еще засветло принял необходимые меры. Он снял с позиций четыре оказавшихся ненужными подразделения подвижной противотанковой обороны и направил их в район, где в них больше всего нуждались. Туда же он перебросил и только что прибывший танковый батальон 2–й танковой дивизии. Я одобрил эти мероприятия, но, так как управление столь разнородной по составу группой, которая могла быть создана лишь в течение ночи, было бы слишком трудным для командира, специально для того назначенного и не знающего обстановки, я поручил командование этой группой моему начальнику штаба, который прибыл в корпус из одной танковой дивизии.

Прибывшая 2–я танковая дивизия уже ночью получила приказ занять выделенную ей полосу обороны за правым флангом 56–й пехотной дивизии, которая, сократив теперь свой фронт обороны, высвободила силы для предстоящих боев.

Фронт боевых действий растянулся на 120 км.

Разговаривая вечером с летчиком разведсамолета, я узнал от него, что, кроме ранее замеченных 100 танков, он никаких признаков изменения предполагаемых замыслов противника не обнаружил — весь район сражения был усеян лишь подбитыми танками. Какого‑либо передвижения войск он не наблюдал.

Ранним утром 18 июля противник продолжал свое наступление, нанося главный удар по 36–й пехотной и 2–й танковой дивизиям. На этот раз наступление поддерживали уже 600 танков — наибольшее число за все предыдущие дни сражения. К вечеру противник овладел в общем всеми нашими позициями, потеряв при этом 220 танков. Расход боеприпасов возрос, но наличные транспортные средства успешно справлялись с их подвозом, так как станция снабжения Архангельское находилась сравнительно близко.

Обнаруженные ранее 100 танков нанесли удар в стык между 36–й и 262–й дивизиями, и их действия не зависели от общего наступления. Как выяснилось позже, в их задачу входило овладеть железнодорожной станцией [183] Архангельское, откуда осуществлялось снабжение трех дивизии южного крыла корпуса. Танки противника натолкнулись на сгруппированные на фронте и флангах силы полковника Штедке, которые, подбив 43 машины, сорвали эту вылазку. Полковник Штедке командовал очень умело, и его осмотрительные мероприятия, предпринятые в самый разгар боев, увенчались успехом. Ситуация была очень напряженной, ему часто приходилось принимать смелые решения, проявлять инициативу и находчивость. Дело, конечно, было намного сложнее, чем оно представляется в этом кратком изложении. Благодаря действиям группы полковника Штедке корпусу удалось избежать серьезных тактических осложнений и предотвратить большую угрозу, нависшую над важной базой снабжения. В истории войны едва ли найдется еще один такой случай, когда начальника штаба корпуса за личное руководство боевыми действиями награждали рыцарским крестом.

Отвод 56–й пехотной дивизии и ввод в бой 2–й танковой дивизии поставили корпус перед рядом проблем, требовавших срочного решения. Во второй половине дня я выехал на командный пункт 56–й дивизии, куда были вызваны также командиры 2–й и 8–й танковых дивизий. Здесь был решен вопрос о распределении полос обороны этих трех дивизий.

Отвод 56–й дивизии был произведен без каких‑либо осложнений. Более или менее сильное давление русских ощущалось лишь в отдельных местах. Ввиду того что широко растянувшиеся дивизии не имели сколько‑нибудь значительных резервов и занимали позиции, совершенно не защищенные естественными препятствиями, их возможность отразить мощные атаки противника вызывали у меня очень серьезные сомнения. Поэтому предполагалось, что при необходимости 56–я пехотная и 2–я танковая дивизии будут отведены за Оку, а оборону позиций на восточном берегу — до подхода 12–й танковой дивизии — возьмет на себя 8–я танковая дивизия. Новую дивизию предполагалось использовать для ведения обороны на реке Оптухе.

В качестве иллюстрации нестабильности обстановки может служить случай, когда неожиданно появившиеся танки противника заставили нас, можно сказать, бежать с командного пункта. В такой ситуации приходилось делать все для того, чтобы мероприятиями командования [184] обеспечивать как целостность самих дивизий, так и взаимодействие между ними.

Отодвинутый от Оки левый фланг 34–й дивизии подвергся продолжительным, но безуспешным атакам противника.

19 июля русские перешли в наступление по всему фронту от правого фланга 262–й дивизии до Оки, нанося свой главный удар в полосе 36–й дивизии. На этот раз они, должно быть, бросили в бой все свои наличные силы. В то время как на главном направлении они больших успехов не добились, на других участках им удалось образовать значительные прорывы. Не вызывало сомнений, что на следующий день и позже они будут пытаться расширить их. И хотя теперь корпус имел в своем составе восемь дивизий, сил у него было все же крайне мало. Каждое из соединений сохранило лишь часть своего боевого состава, и все, включая 299–ю и 34–ю дивизии, были измотаны до предела. Особенно остро ощущалась нехватка пехоты, а о резервах и речи быть не могло.

Чтобы предотвратить в этой обстановке прорыв противника на Орел, необходимо было провести какое‑то радикальное мероприятие. Я решил отвести корпус на несколько километров. План отвода был уже продуман мной. Я никогда не обращался к начальству за утверждением моих решений, и оно никогда не вмешивалось в мои дела. Я докладывал о моих замыслах лишь тогда, когда меня об этом спрашивали.