Дмитрий Матяш - АТРИум

«Пристрелить бы парочку», – подумал Горностай и положил ладонь на рукоять пистолета за поясом. Однако заметив, что сюда с другой улицы подтягиваются еще трое или четверо мужиков с вилами и мотыгами в руках, решил, что лучше будет не раскачивать лодку, на которой плывешь. Незачем дразнить травоядного зверя, а то, глядишь, тот обнажит зубы.

Горностай направился к воротам, ловя на себе пытливые взгляды бесцельно бродящих по улицам посельчан. «Ничего, ничего, наведем еще тут порядок, – подумал он. – Будете вы батрачить по три смены, быдляры гребаные».

Старшина Симонов вышел на крыльцо, закурил. В кои-то веки здание сельсовета оставили без присмотра. Непривычно как-то, что не переминаются под крыльцом прыщавые юнцы, не травят анекдоты. Вздохнул коломинский старшина полной грудью, обрадовался в душе.

– Один есть! – выкрикнул снайпер с вышки. И даже здесь стало слышно, как зашумели возле блокпоста «азаматовцы».

Заинтересованный разворотом событий, старшина двинулся по улице к воротам. У него было несколько догадок, что могло случиться с «Азаматом», но он не стал терзать себя, выбирая правильную. Ответ сам двигался в их сторону.

Сердце у Горностая заколотилось учащенно, когда он увидел двигающегося к ним человека. Он не мог узнать идущего, но по его внешнему виду можно было предположить, что тот только что вырвался из пекла войны. Форма изодрана, лицо и обнажившееся местами тело в крови и сажи, волосы обожжены. Не имевший при себе ни оружия, ни подсумков, ни вещмешка, человек с трудом переставлял ноги.

– Что случилось?! – бросился к нему Горностай. – Слышишь? Говори! Говори что-нибудь, твою мать!

– Воды, – прохрипел тот.

Поддерживая под руки, бойцы опустили его на землю, один из них поднес к его губам флягу и тот жадно к ней присосался. Пил, пока не осушил флягу полностью. И только после этого его глаза немного приоткрылись.

– Ты из бригады Трефа? – спросил Горностай, присев возле него.

– Нет больше никакой бригады Трефа, нет больше «Азамата», – с трудом шевеля губами, произнес «азаматовец», и сомкнувшиеся над ним в плотное кольцо бойцы распрямились, будто вдруг повеяло смрадом.

– Что ты мелешь? – Горностай схватил его за правый лацкан. – Что значит нет «Азамата»?! Ты можешь толком объяснить?

– Напали ночью, по-тихому… И всех… Всех! – Глаза у «азаматовца» заслезились, плечи вздрогнули. – Так быстро все случилось, что никто ничего и не понял. Только кричали все, кричали, как безумцы, и стреляли. А проку ноль. Это все стражники. – Его глаза налились гневом. – Чертовы идиоты! Если бы они сразу дали ему то, что он просил, все могло бы решиться нормально… Он же выкупить сначала хотел… Я сам слышал, как он деньги предлагал. Так нет, захотелось этим придуркам поразвлечься… Шмонать надумали, дебилы. Знали бы кого, сами бы лучше в петлю полезли.

– Что взяли? – спросил Горностай, не зная, верить ли услышанному.

– Что взяли? – «Азаматовец» медленно перевел на смотрящего глаза. – Не-ет, вы, похоже, не понимаете. Он пришел только за своим оружием, больше ему ничего от нас не нужно было. Он хотел забрать свой чертов ствол, и если бы те говнюки на страже отдали его, ничего бы не случилось. Все были бы живы и здоровы. Но он… я не знаю, как у него это получается, но он… – понизив голос до шепота и выкатив глаза прошептал: – Он не человек! Я не знаю, что он такое, зверь или чертова аномалия в человеческом обличии, но уж точно не простой смертный.

Смотрящий поднял руку, успокаивая зашумевшую у него за спиной толпу.

– То есть, ты хочешь впарить нам тему, будто он был там всего один? – отчеканивая каждое слово, спросил Горностай. – В одиночку положил всех в «Азамате»?! И сделал это из-за говеного пистолета?

– Нет, их было двое – с ним еще девка какая-то, но она снаружи стояла. Смотрящий, ты меня за фраера не держи, я за базар отвечаю и зуб даю. Если б сам не видел, не бросался бы словами. Базарю, из-за пистолета вся каша заварилась. Хотя на хрен он ему, я не понимаю. Он ведь не сделал ни одного выстрела, хоть у него и «штайр» за спиной был. Он все… руками и подручными средствами…

– Как ты выжил? – спросил Горностай, шмыгнув носом.

– Никак. Я бы не выжил, если бы он спецом меня в живых не оставил. Для того и оставил, чтоб я вам рассказал, что с «Азаматом» сталось. А еще сказал, будто вы поймете, что будет следующей ночью…

– Ты знаешь его? Как его зовут? – спросил кто-то из стоящих над ним.

– Да как не знать! – «Азаматовец» растянул лицо в вороватой ухмылке. – И вы все знаете. Да-да, знаете. Это же вы у него тот ствол отобрали в прошлую вахту. И именно вы притащили его в «Азамат». А? Было дело?

Смотрящий, переведя взгляд куда-то за спину окровавленного посланца, поднялся на ноги. Он вспомнил тот случай с полулицым и бродягой. Месяца четыре назад это было, уже и призабыть успел. Как же бродягу-то звали?

Сморщив лоб, он отошел в сторону и вперил напряженный, встревоженный взгляд в ту сторону, откуда появился посланец. Все всматривался и думал. Ему предстояло думать еще несколько часов, как и бойцам его бригады, допрашивающим выжившего после боя (а точнее истребления) на лесопилке. Но это время пролетит для них как одна минута. Так и не придумав ничего толкового, они скорее всего примут решение остаться здесь, в Коломино. Попытаются приструнить посельчан, подавить попытку мятежа и будут ждать. Они станут присматриваться ко всем возможным подходам к поселку, обустраивать огневые точки, цеплять на себя как можно больше оружия и перекидываться между собой исключительно языком жестов.

И только стоящий на пороге избы сельсовета старшина Симонов, укутывая себя дымом папирос, будет тихо посмеиваться над бесполезными движениями горностаевских бойцов и терпеливо ждать, когда к нему снова заглянет Кудесник…