Александр Шакилов - Армия древних роботов

Да, Мститель настиг Сыча на Поле Отцов и, погибнув сам, едва не убил свою жертву. Едва – потому что с Сычом не так легко справиться.

Совсем мальчишкой он выжил среди бесконечных льдов, никогда не знавших весны, и сумел добраться до Разведанных Территорий. Из своего детства он помнил немногое: ослепительный свет, бубнящие голоса и – главное! – вспышки безумной боли, от которой корежило все тело, из-за которой он орал так, что почти сразу срывал голос и мог только сипеть, поэтому ему не затыкали кляпом рот. Так бывало, когда родители отрезали ему пальцы или выкалывали глаза. Еще они рубили ему руки и кромсали скальпелем живот. Папа и мама потом перевязывали его, чтобы не истек кровью, отстегивали ремни и относили его к себе в комнату. Когда боль уходила, они давали ему конфету и позволяли играть. У него была любимая игрушка – тираннозавр. А потом отрезанный палец обязательно отрастал, зрение восстанавливалось, дыры в животе как не бывало. Он терпеть не мог этого. Лучше уж с дырой в пупке и совсем без рук, потому что когда он опять становился здоровым, родители возвращались, а с ними возвращалась невыносимая боль. Они называли это экспериментом. Он плакал, умоляя их больше не делать с ним такое, а они досадливо морщились и, кривя лица, переглядывались, будто испытывали брезгливость и разочарование из-за его слез и глупых просьб, мешающих им нормально работать. «Сын, ну как ты не понимаешь?..» Его звали тогда вовсе не Сычом, это имя ему дали после, когда на невольничьем рынке его приметил и купил мастер следопытов.

О том, что с ним было дальше, до того, как мастер отправил его в мир, обязав десять лет уплачивать за свою науку десятину, Сыч любил вспоминать еще меньше, чем о пытках в лаборатории.

Его закопченные зубы впились в слегка оттаявшую плоть Мора. Нет, он вовсе не собирался утолить так голод. Сыч был одним из первых проектов Создателя, весьма удачным прототипом, обладающим поразительной способностью к регенерации. По задумке Создателя солдаты, получившие на поле боя ранения, – вплоть до смертельных! – должны были самостоятельно пересаживать себе органы доноров, то есть вражеских бойцов, чем Сыч сейчас и намерен был заняться.

Создатель… Создатель просто забыл о своем первенце, у Создателя было много важных дел, лишь поэтому Сыч обрел свободу.

Голова Мора почти отделилась от тела, ее соединяла с ним лишь тонкая полоска кожи. Обожженные ломкие пальцы Сыча вцепились в белесые волосы князя, корни которых были чернее крыла ворона, как и зрачки промерзших насквозь глаз владыки Моса. Кожа его была удивительно смуглой – солнце пригрело, снег растаял, побежал по лицу Мора ручейками, смыв пудру. А ведь у всех чистокровных глаза серые, голубые, изредка зеленые, и кожа у всех чуть ли не молочная, и волосы светлые или рыжие. Это из-за того, что в Третьей мировой боевые вирусы убили всех кареглазых и темнокожих.

Сыч выдернул зубы из плеча Мора. Проведя обследование – анализаторы вживлены в его клыки – он решил, что правильней пересадить то немногое, что осталось от его собственного мозга, в княжью башку, в которой и при жизни было слишком много пустот, а уж после смерти… Ну и зубы еще, конечно, куда ж без клыков?

Процесс пересадки и регенерации поврежденных тканей занял почти сутки.

Когда Сыч вновь обрел зрение и взглянул на свою руку, вместо привычного файера он увидел кисть, обтянутую перчаткой из черной кожи. Приподнявшись на локтях, он осмотрелся. Куда ни глянь – ни деревца, ни кустика, ни пожухлой травы. Бетон Поля Отцов был столь прочен и монолитен, что за него не могли зацепиться семена и корни. Ни пылинке, ни песчинке здесь не удержаться под напором ветра.

В сросшемся горле пересохло. Много из него, еще недавно чужого, выплеснулось алой жидкости, очень много. Ну где же, где?.. Взгляд Сыча зашарил в поисках глиняной бутылочки, с которой он не расставался. Как бы между прочим он наклонился к лежащему рядом трупу тайгера и поднял с его седой полосатой груди солнцеочки.

И замер.

Зачем он, следопыт Сыч, это сделал? Зачем ему солнцеочки?!

Это желания, мысли и остатки разума князя, доставшиеся ему вместе с телом, понял Сыч. Плохо. Князь и дня не мог прожить без глотка настойки пыльцы Древа Жизни. Его плоть отравлена ею от ногтей ног до кончиков волос на затылке. Да и никакая это не настойка пыльцы, а разведенный в спирте тонжерр… Сам того не заметив, Сыч надел солнцеочки, он ведь искал обожаемую Кару. Невидимый обычным людям след ее присутствия становился все менее ощутимым. Надо поспешить, пока след полностью не развеялся. Пошатываясь – еще не привык к новому телу – и поскрипывая сапогами из черненой кожи рептилуса, Сыч двинул в сторону границы между землями полукровок и чистяков.

– Потерпи, Кара, скоро мы вновь будем вместе. Прости, что не уберег тебя.

Он знал: Кара его слышит, какое бы расстояние их ни разделяло. Они ведь столько пережили вместе, они точно муж и жена. Она никогда ему не изменяла, не изменила и теперь, когда их насильно разлучили. К тому же он чувствовал нестерпимое желание вернуться в Мос и понимал, что желание это исходит от остатков сущности князя.

Это может стать проблемой.

Серьезной проблемой.

Лапы подогнулись, и зог рухнул на бегу.

Уткнувшись клыкастой мордой в землю, ящер содрал пару мер дерна, не меньше. Вздыбившись и тут же опустившись на молодую траву, задрожал его хвост. Глаза закрылись, дыхание стало неровным, хриплым. Хорошо хоть не перевернулся, когда упал, а то уж точно задавил бы собой наездников.

– Да чтоб тебя! До Моса оставалось полдня пути! – кряхтя, альбинос Даль соскользнул со спины боевого ящера. Его обмороженные суставы распухли, так что двигался он неуклюже.

Ну да и леший нынче не намного ловчей.

Ничего, вот разведут костерок, заварят бодрящей травки… И зогу надо промыть рану да залепить целительным зельем, весна ведь уже, тепло, зелено вокруг. Но раскутаться Зил все еще не решался – не потому что боялся внезапного снегопада, а потому что с тех пор, как наступила весна, уж очень в воздухе было звонко от комаров и слепней. Правда, едва зог упал, они все куда-то пропали…

– Верно, хвостатый. Пора сделать привал – Леший провел ладонью по мелко-мелко дрожащему боку ящера и, велев Далю нарубить тесаком сухих веток кустарника, двинул на поиски нужных трав.

Далеко ходить не пришлось. Вскоре вернувшись с крупной сухой тыквой и зелеными, рассыпающимися в пыль пучками трав, он соединил два вида растений, никогда не произрастающих рядом, и хорошенечко растер их между ладонями. Эфирные масла, выделяемые этими травами, вступили в реакцию – и вспыхнул огонь, едва не опаливший Зилу пальцы.