Тереза Тур - Она написала любовь [litres]

– Смотрю, вы надели на нее кулон отсрочки смерти? – чуть улыбнулся доктор, явно получая удовольствие от замешательства хозяина дома.

– Чудесное изобретение, доктор! – пришел в себя барон, стараясь, чтобы в голосе звучала ирония. – Позвольте еще раз выразить вам свое восхищение. На четыре-пять часов остановить все поражающие организм факторы – это просто чудо.

– Конечно, – проворчал доктор. – Если уж пострадавшая дожила до встречи с вами, было бы нелепо не дать ей дожить до встречи со мной.

Между тем доктор Фульд достал из маленького саквояжа прозрачную, светящуюся изнутри широкую пластину.

Барон молчал. Доктор, напряженно всматриваясь в пластину, провел ей от затылка женщины до самых пяток. Хмыкнул. Поморщился. Еще раз вернулся к гортани, пищеводу. Крутя пластину и так, и эдак, особое внимание уделил желудку. Привычно потер шрам… Достал из саквояжа еще одну пластину – поменьше, и длинную, тонкую иглу в специальном футляре.

Помассировал девушке прозрачную руку, уколол тонкий пальчик, с трудом выдавил капельку крови, ловко нацепил на глаз увеличительный кристалл, вставленный в черный конус. Сощурился. Насторожился. В этот момент доктор был похож на Грона, который учуял нарушителей охраняемой территории. Барон невольно улыбнулся.

– Вот странно… – выдохнул Фульд наконец.

– Что именно, доктор?

– Ну, переохлаждение – это понятно. Как я понимаю, несчастная то брела, то падала, теряя сознание. Окончательно отключилась часов десять назад. Скорее всего там, где вы ее нашли. В легких уже есть очаг воспаления… Но…

Фульд вытащил увеличительный кристалл из глаза и удивленно посмотрел на барона.

– Госпожу Агату… отравили!

– Может, сама?

– Не думаю. Барышни в таких случаях обычно предпочитают снотворное.

– В самом деле? – Барон усмехнулся.

– Да. Очень непрактично. Приходится тратиться – доза должна быть запредельно высокой, чтобы добиться летального исхода. Хотя… Для демонстративного суицида, с целью давления на окружающих – идеальный вариант. В основном подобные особы именно этого и добиваются. Жаль только, что после подобных попыток молодые здоровые женщины получают кучу неприятностей. Проблемы с памятью, зрением, сном.

Доктор осуждающе покачал головой.

– А вот если бы ее хотели отравить домашние, то использовали бы крысиный яд. Есть в каждом доме, смертность для людей стопроцентная. Если правильно дозу рассчитать…

– Но, судя по всему, это и не снотворное, и не отрава для крыс?

– Вот это и странно! – Доктор назвал армейский препарат, который использовали диверсионные группы обеих враждующих сторон, чтобы отравить источники воды.

– «Водяная Смерть»?! Но где она ее достала? – изумился хозяин дома. – Если, конечно, травилась сама. Или где его достали те, кто собирался убить бедняжку?

– То-то и оно…

– Очень любопытно. А живая она почему?

– Холод замедляет действие, – с укоризной посмотрел на барона доктор, словно тот должен был знать не только свойства, но и особенности всех отравляющих веществ.

– Ясно. И что теперь?

– Ничего, – стал убирать свои волшебные приспособления доктор. – Сколько прошло с того момента, как вы надели на нее кулон? Час? Значит, осталось три. Потом – стремительное удушье, и все. Остановка сердца. Можно, конечно, вынести несчастную на холод… Однако этим мы лишь продлим агонию.

Он посмотрел на барона – точь-в-точь Грон, когда тот по молодости рычал на всех близко подходящих людей без разбора. А потом подбегал к хозяину извиняться за несдержанность.

– Я составлю официальное заключение, – продолжил доктор торопливо. – Пусть хоть с бедняжки снимут обвинение. И прослежу, чтобы это преступление было расследовано как следует.

Барон по-прежнему пребывал в глубокой задумчивости. Потом вздохнул, словно очнулся. И решительно сказал:

– Нет.

– Что? – удивился доктор Фульд. – Не надо заключения?

Хозяин дома достал пластину, набрал комбинацию цифр. Спустя несколько гудков его настороженно спросили:

– Господин барон?

– Да, именно.

И собакам, и доктору показалось, что они увидели воочию, как собеседник (который до этого, должно быть, мирно ужинал) подскочил, стряхнув салфетку на пол и вытянулся по стойке смирно.

– Мне нужна от вас любезность, мой дорогой Петер.

– Чем могу служить?

– В вашей конторе есть противоядие от «Водяной Смерти»?

– Эту гадость еще используют? Ее же запретили по последней конвенции об отравляющих веществах. И даже, как ни странно, все страны придерживаются этой резолюции. Отрава действительно страшная!

– Похоже, ее стали использовать в частном порядке. Что, как вы понимаете, меня весьма раздражает.

– Я вас понял, господин барон. Противоядие есть. Но оно… слишком экспериментальное.

– Сойдет и такое. Выбора у нас все равно нет.

– Мы немедленно начнем масштабную проверку запасов, господин барон.

– Сделайте это по-тихому, без помпы. И пришлите своих следователей в марку Орнока. Под видом частных лиц. Пусть разберутся, что у нас происходит. И – не сочтите за труд – отправьте мне копии отчетов.

– Слушаюсь.

– Оставьте это, Петер. Я теперь частное лицо. И еще – по поводу противоядия. Оно мне необходимо через два часа.

– Кулон отсрочки смерти?

– Именно он. Хорошего вечера.

И барон нажал на кнопку, выключая связь.

– И вы не знаете, что случилось с вашим супругом, госпожа фон Лингер?

– Нет. Я знаю лишь то, что он не пришел домой ночевать. На связи его тоже не было. Я забеспокоилась и обратилась в полицию.

– Свидетели говорят, что в последнее время вы с супругом ссорились.

– Не больше и не меньше, чем любая супружеская пара после семи лет совместной жизни, – спокойно ответила женщина.

– А вчера?

– Вчера… Людвиг с утра уехал в город. Сказал, что у него дела. Я этим была не очень довольна. У нас – книга, сроки.

– Вы работаете вместе?

– Мой муж – знаменитый писатель, лауреат Королевской премии. Я – его помощница.

– То есть? Что вы имеете в виду? Тоже… пишете?

– И это тоже. Секретарь. Иногда – нянька. Часто – тиран. У нас более чем щедрая оплата, но жесткие условия контракта. Мы не можем себе позволить работать по принципу – «пойдет» текст или нет.

– То есть если бы не кровь на сиденье экипажа и вокруг него, то можно было бы предположить, что ваш муж просто все бросил и уехал. Так?

– Я могу только надеяться, что он жив. Что кровь – не его, – еле слышно отвечала женщина.

– Кто еще проживает в поместье?

– Мать моего супруга. Она вдова. Еще – ее старшая дочь. С сыном. Они с мужем разъехались в этом году, и она приходит в себя. Младший брат мужа также гостит у нас.

– Но дом принадлежит вам?