Нора Кейта Джемисин - Наследие. Трилогия (ЛП)

Я молча переваривала услышанное, и постепенно к благоговейному изумлению стал примешиваться испуг. Значит, богорожденные со временем превращаются в настоящих богов? Означает ли это, что взрослые боги в дальнейшем превращаются в невообразимые существа наподобие Вихря? А смертные? Сравнятся ли они с богорожденными, если проживут достаточно долго?

Сколько пищи для размышлений!

– Что ты подразумевала, говоря, что все равно потеряла бы его?

– В этой реальности могут находиться лишь трое полноправных богов. Если бы Сиэй выжил и стал тем, кем должен был стать, мне и его отцам пришлось бы его отослать.

Словом, или смерть или ссылка. Веселенький выбор. «Что бы я сама предпочла? Ни то ни другое! Хочу его назад – и Деку!»

– Но куда бы он отправился?

– Вовне.

Мой непонимающий взгляд все-таки заставил ее улыбнуться, и в этой улыбке проглянул даже намек на проказливость Сиэя.

– Ты думаешь, – продолжила Йейнэ, – что эта вселенная единственная? О нет, за ее пределами еще полным-полно места… – Ее улыбка несколько померкла. – Он порадовался бы возможности попутешествовать там. Особенно если ему не пришлось бы странствовать в одиночку.

Богиня Земли посмотрела мне в глаза, и я вдруг все поняла. Сиэй, Дека и я… Нахадот, Йейнэ и Итемпас… Бытие любит повторяющиеся узоры, циклы, спирали. Была ли то случайность или некий высший замысел, но именно мы с Декой запустили взросление Сиэя. И возможно, когда куколка его смертной жизни наконец-то выпустила бы новое существо, он преобразился бы не один…

Пожелала бы я отправиться вместе с ним и с Декой править неизведанной вселенной?

Что теперь гадать? Пустые мечты…

Йейнэ отряхнула штаны, потянулась, закинув руки за голову, и вздохнула:

– Ну, мне пора.

Я кивнула:

– Мы будем и дальше служить тебе, Повелительница, где бы ты ни находилась. Подскажи, какие молитвы обращать к тебе, провожая сумерки и встречая рассвет?

Она как-то странно взглянула на меня, словно проверяя, не подшучиваю ли я. Но я не шутила. Ее это вроде бы удивило, даже вызвало неловкость. Она рассмеялась, хотя и слегка натянуто.

– Молитесь как хотите, – сказала она наконец. – Может, кто-нибудь и услышит, но не я. У меня других дел будет полно.

И с этим она исчезла.

Спустя некоторое время я добрела до дворца и вернулась в Храм, откуда уже начинали расходиться выборные. Купцы, вельможи и писцы группками шагали через залы, продолжая спорить на ходу. На меня никто даже не посмотрел до самого входа в Храм.

– Спасибо, что удалилась, – сказала Неммер, возникая подле меня. Вид у нее был крайне недовольный. – Помимо назначения даты следующего бесполезного сборища мы сделали всего одно важное дело.

Ее раздражение заставило меня улыбнуться. Она ответила хмурым взглядом, и в зале сразу прибавилось густых теней. Однако настоящего гнева в ней не чувствовалось, и я осведомилась:

– И какое же?

– Мы выбрали название! – Она сердито махнула рукой. – Ужасно поэтичное и с претензией. Мы с Китр были против, но при голосовании большинство осталось за ними. Короче, Этернат. Это слово нашего языка, оно означает…

– Мне нет нужды разбираться, госпожа Неммер. Пожалуйста, передай тому, кто уполномочен говорить от имени этого самого Этерната: пусть дадут мне знать, когда будут готовы к передаче сокровищницы и воинского командования.

Она удивленно взглянула на меня, потом кивнула. Тут кто-то окликнул меня из коридора, и мы одновременно обернулись. К нам шел Датеннэй. Он просидел в зале все заседание. Надо будет поскорее отвадить его от этого, ведь он теперь мой муж. Следом шел Рамина. Он смотрел на меня с какой-то торжественной грустью, и я все поняла. Наши взгляды встретились поверх компании крикливых жрецов. Рамина улыбнулся и одобрительно кивнул. На меня словно теплом повеяло. Надо будет незамедлительно избавить его от сигилы истинного родства.

Я напомнила себе, что нужно послать весточку Морад. Она оставила должность и уехала домой, в южный Сенм, и никто этому не удивился. Я лишь в душе надеялась когда-нибудь убедить ее вернуться. Такого знающего управляющего найти непросто. Хотя, конечно, давить на Морад я не стану. Ей сейчас нужны время и уединение, чтобы пережить свое горе.

Взглянув на подходящего Датеннэя, я поклонилась Неммер, прощаясь:

– Добро пожаловать к управлению миром, госпожа. Желаю получить удовольствие.

Она выдала в ответ настолько грязное слово на божественном языке, что один из ближних светильников расплавился и шлепнулся на пол лужицей металла и масла. Я пошла прочь, а Неммер еще бранилась – уже потише и на каком-то человеческом языке. Согнувшись в три погибели, она убирала безобразие.

Датеннэй встретил меня в середине коридора. Он чуть помедлил, прежде чем предложить мне руку. Когда-то я ему сказала, что не терплю оказания знаков внимания в присутствии посторонних. Но сейчас я крепко взяла его за руку. Он удивленно моргнул, потом широко улыбнулся.

– Они тут с ума все посходили, – заявила я. – Уведи меня отсюда, и поскорее.

Мы двинулись прочь, и тут что-то жарко запульсировало у меня на груди, глубоко за корсажем. Я вспомнила, что забыла рассказать Йейнэ об ожерелье, найденном на теле Сиэя. Шнурок порвался, половину меньших бусин унесло то, что его порвало, но средняя бусина – особенная, ярко-желтая – уцелела. Она показалась мне странно увесистой и, если это не было игрой воображения, удивительным образом нагревалась, если ее погладить. Я надела эту бусину на цепочку и носила не снимая, потому что мне с ней было как-то уютнее. Не так одиноко.

Я решила, что Йейнэ и так разрешила бы ее оставить. Я погладила шарик, лаская его, и пошла.

Кода

Шахар Арамери умерла в собственной постели в семьдесят лет, оставив двух дочерей и сына, наполовину теманцев, не отмеченных никакими сигилами, и они продолжили ее род. У Арамери по-прежнему были несметные богатства, промыслы и имения, и они оставались одним из наиболее могущественных кланов на материке Сенм. Они просто стали не всесильны. Дети Шахар тут же принялись интриговать, желая выгадать на ее смерти, но это, как говорится, уже совсем другая история.

Богорожденный Ахад, которого сородичи-боженята прозвали Любимым, целый год нес вахту рядом с Ликуей Шот, погруженной в сон после ее легендарного сражения с Калем. Когда она наконец-то пробудилась, он забрал ее из Эха, увозя из нового города, понемногу растущего вокруг озера. Они осели в городишке на северо-западе Сенма, где несколько лет присматривали за старой слепой маронейкой, покуда та не скончалась. В дальнейшем они прожили там еще около ста лет. Они не вступили в брак и не родили детей, но их редко видели врозь. Ликуя прожила удивительно долгую по людским меркам жизнь, а перед смертью нарекла Ахада новым и настоящим именем. Говорят, он никому его не открывает, предпочитая хранить, точно редкую драгоценность.