Вероника Иванова - Право быть

— Я беру за постой большую плату. Больше, чем во всех прочих гостевых домах города. Но если вы пообещаете молчать о моей уступке, скину с суммы половину.

— Но...

— Две трети.

Похоже даже не на предложение, а на отчаянную просьбу остаться в стенах этого дома.

— Зачем вам это нужно? Не могу поверить, чтобы торговец, продающий ночлег, действовал себе в убыток.

— Не бойтесь, свою выгоду я не упущу.

Понимаю: подробного описания причин, вынуждающих отказываться от большей доли выручки, я из этих уст не услышу. Да и не нужно. Разве меня волнуют чужие беды? Правда, ради соблюдения правил торговли всё же следует уточнить:

— А если я не соглашусь и уйду?

— Не стану вас удерживать. Всего лишь возьму полную плату за ночь.

Слово «полную» прозвучало чуточку угрожающе. Или мне только показалось?

Помню, старик Мерави, который, конечно, ещё не был стариком во времена нашего знакомства, но мне казался таким же древним, как песок пустыни, предупреждал: никогда не вступай в сделку, если предложение следует только с одной стороны, тем более когда эта сторона не твоя. Принимая чужие условия целиком и без изменений, ты не заключаешь торговый договор, а попадаешь в кабалу, ведь за любым договором всегда следят, каждый в оба глаза, Карун и Кейран. Именно поэтому в Южном Шеме, где правила Золотой охоты исполняют со всей возможной старательностью [1] «Жители Южного Шема горячи нравом и изменчивы настроением, как барханы Ар-Мадай-ны, недаром среди этого народа родилось и ещё родится множество знаменитых воинов и искусных бойцов. Но жар пустыни способен испепелить всё живое, и только на избранных богами клочках земли цветут сады и пасутся тучные стада. Посему издревле народ Южного Шема разделился на воителей и торговцев, ведь любую вещь на свете можно или взять силой, или купить. И в своих торговых делах южане ничуть не уступают хваткой воителям, потому искусство мены товаров и называют Золотой охотой... Главное божество торгового Юга — Карун, покровительствующий продающим и покупающим, алтари в его честь можно найти в самом глухом углу, в самом затерянном месте пустыни. Но если зайти за любой такой алтарь, неважно, пышный или скромный, на его обратной стороне всегда увидишь чёрный лик Кейрана. Эти божества — единокровные братья, вместе, в один и тот же миг вышедшие из чрева Фахийи, матери матерей, и Кейран столь же пристально наблюдает за торгующими, как и его брат, но совсем с иной целью. Он терпелив и, как говорят южане, рано или поздно дожидается своего: заключения сделки, в которой одна сторона принимает все условия другой без споров. И души тех, кто по незнанию или умышленно попал в кабалу миирта — неравного соглашения — после смерти тел поступают в вечное услужение Кейрану...» «Бытописания земель, великих и малых», Большая библиотека Дома Дремлющих, Читальный зал , ни одна покупка не может состояться до тех пор, пока продавец и покупатель всласть не поторгуются друг с другом.

Ночь я смогу оплатить, правда, не хотелось бы опустошать кошелёк: кто знает, когда мне могут пригодиться монеты? Зато от одной вещицы избавился бы с удовольствием, почти с наслаждением, поскольку свято верю в народную мудрость, утверждающую, что чем раньше убрать ненавистный предмет из поля зрения, тем быстрее память о нём выветрится из сердца.

— Хорошая сделка. И хотя на неё у меня не хватит денег, не беда. Я тоже некогда приобрёл дурную привычку торговаться и... У меня есть что вам предложить.

Кладу на хозяйский стол рядом с книгой записи постояльцев яркий свёрток.

— Что это такое?

— Накидка. Такие носят на юге. В наших краях южный шёлк редок, и ваша жена или дочь, думаю, будут рады обзавестись обновкой, которая по карману не всякому удачливому купцу.

— Предлагаете купить?

...Купить... продать... это целая память... это всего лишь память... пусть убирается на все четыре стороны, а если не захочет уйти по-хорошему, выгнать её взашей... купить... продать... но тогда останутся монеты, запятнанные новыми воспоминаниями... нет, никакой продажи...

— Взять вместо платы за ночлег. Вернее, за две ночи и три дня, потому что, как только паром вернётся, я уйду.

«И всё-таки с головой у тебя не очень хорошо... — с нажимом повторила свои опасения Мантия. — За этот отрез шёлка ты мог бы купить весь дом целиком».

Сейчас я меньше всего думаю о деньгах, драгоценная. Мне нужно...

«Самоутвердиться, вот что тебе нужно! Думаешь, избавишься от куска ткани — и сразу забудешь все обиды на Саэнну и её обитателей?»

Ты, как всегда, попала в самый центр мишени! И не просто думаю. Убеждён.

Мантия предпочла промолчать, но и в установившейся тишине чувствовалось, насколько моя спутница разочарована.

Хозяин нахмурил русые брови, в которых уже предательски проступала седина, и качнул головой:

— Не смогу купить ваш шёлк. У меня не хватит денег.

— Почему купить? Вы не поняли, почтенный. Обменять. Вы даёте мне крышу над головой, я даю вам накидку. Ну, может быть, ещё попрошу немного еды.

Он растерянно расширил глаза, чтобы тут же подозрительно их сузить:

— Вас кто-то подослал? Чтобы разнюхать, как у меня идут дела?

Эх, ну почему люди вечно любое доброе деяние поначалу принимают за нечто ужасное и смертоносное? Сам не желает признаваться, из-за чего навязывает незнакомцу сомнительную сделку, а когда я высказал в точности такое же по своей сути предложение, заподозрил неладное и вспылил. Впрочем, обстоятельнейший рассказ о происхождении шёлковой вещицы и моего к ней отношения не потушил бы огонь настороженности, скорее наоборот.

...Подослал... о, как ты ошибаешься... я не служу никому, я свободен, я наконец-то могу поступать, как мне угодно... я могу размазать по полу тебя и твои обвинения...

Хочешь искренности? Пожалуйста.

— Если бы мне надо было что-то разнюхать, я бы ушёл, не дожидаясь утра, потому что хватит и пары часов, чтобы понять: дела ваши не слишком хороши.

Мужчина сжал кулаки, наивно полагая, что длинные рукава рубашки помешают мне заметить ощетинившиеся костяшками кисти натруженных рук.

Мало? Могу добавить.

— В вашем доме нет ни прислуги, ни постояльцев. По меньшей мере половина, а то и все комнаты давно не топлены и не сушены, остов дома того и гляди начнёт гнить изнутри. Я ещё чего-то не заметил? Может быть. Но и увиденного достаточно. Вы разоряетесь или уже разорены. Угадал?

Он бессильно опустился на стул.

— А ведь вчера, пуская вас, я подумал, и на мгновение эта мысль принесла мне покой... Я подумал, что вы пришли по наши души и всё наконец-то закончится.

— Души?

Из тени дверного проёма, ведущего в кухню, выступила невысокая фигурка. Девушка? Скорее девочка. Настороженный взгляд, закушенная губа, тонкие пальчики, вцепившиеся в складки юбки.