Энтони Райан - Песнь крови

— А твое имя мне, кажется, известно, маленький воин, — туша Греалина нависла над Ваэлином. — Аль-Сорна. Мы с твоим отцом сражались бок о бок в Мельденейской войне. Великий человек. Ты похож на него.

Ваэлин распознал ловушку и, не колеблясь, ответил:

— У меня нет семьи, мастер. Только орден.

— Да, но орден и есть семья, маленький воин!

Греалин хохотнул и отошел.

— А мы с мастером Соллисом вам вроде как дядюшки.

И расхохотался еще громче. Ваэлин покосился на Соллиса — тот теперь смотрел на Греалина с неприкрытой ненавистью.

— За мной, юные храбрецы! — позвал Греалин и поднял над головой лампу, углубляясь в подвалы. — Смотрите, не заблудитесь: крысы не любят гостей, а некоторые из них побольше вас будут!

Он снова хохотнул. Идущий рядом с Ваэлином Каэнис тихонько всхлипнул, глядя расширенными глазами в бездонную черноту.

— Не обращай внимания, — шепнул Ваэлин. — Никаких крыс там нет. Тут слишком чисто, им есть нечего.

Он вовсе не был уверен, что это правда, но звучало отчасти ободряюще.

— Закрой рот, Сорна! — Розга Соллиса свистнула в воздухе у него над головой. — Пошевеливайся!

Они следовали за лампой мастера Греалина в черную пустоту подвалов, шаги и хохот толстяка смешивались, создавая сверхъестественное эхо, перемежаемое внезапными щелчками Соллисовой розги. Каэнис непрерывно стрелял глазами во все стороны — наверно, высматривал огромных крыс. Прошла как будто целая вечность, прежде чем они дошли до массивных дубовых дверей, вделанных в грубую кирпичную кладку. Греалин велел им ждать, снял с пояса ключи и отпер дверь.

— Ну, маленькие мужчины, — сказал он, распахнув ее настежь, — давайте вооружим вас для грядущих битв!

Помещение за дверью выглядело как огромная пещера, бесконечные стойки с мечами, копьями, луками, пиками и сотней иных видов оружия сверкали в свете факелов, а вдоль стен тянулись ряды бочонков и бесчисленные мешки с мукой и зерном.

— Мои скромные владения, — сказал им Греалин. — Я — хозяин подвалов и хранитель оружейни. В этих кладовых не найдется ни одного боба или наконечника стрелы, не учтенного мною, причем дважды. Если вам что-то нужно, я это добуду. И, если потеряете, ответ держать придется тоже передо мной.

Ваэлин заметил, что улыбаться он перестал.

Они выстроились напротив двери в кладовые, и Греалин вынес им снаряжение: десять серых миткалевых мешков, сквозь которые выпирали наружу разные предметы.

— Это дары ордена, маленькие мужчины, — жизнерадостно говорил им Греалин, идя вдоль строя и раскладывая мешки к ногам мальчиков. — Каждый из вас найдет в своей укладке следующее: один деревянный меч азраэльского образца, один охотничий нож двенадцати дюймов в длину, одну пару сапог, две пары портов, две рубашки холщовые, один плащ, одну фибулу, один кошелек, пустой, разумеется, и одну вот такую штучку…

Мастер Греалин поднес нечто поближе к лампе, и оно заблестело на свету, медленно вращаясь на цепочке. Это был медальон, серебряный кружок с изображением фигуры, в которой Ваэлин узнал воина с лицом как череп, стоящего на воротах у въезда в Дом ордена.

— Это знак нашего ордена, — продолжал мастер Греалин. — Изображение Сальтрота Аль-Дженриаля, первого аспекта ордена. Носите его не снимая: и когда спите, и когда моетесь, — всегда. Уверен, мастер Соллис знает немало наказаний для мальчиков, которые забывают его надеть.

Соллис ничего не ответил, но постукивание розги по сапогу звучало достаточно красноречиво.

— Другой мой дар — всего лишь несколько советов, — говорил мастер Греалин. — Жизнь в ордене сурова и зачастую коротка. Многих из вас выгонят еще до последнего испытания — быть может, выгонят всех, — а те, кто завоюет право остаться с нами, проведут свою жизнь, объезжая дозором дальние границы, сражаясь в бесконечных войнах с дикарями, разбойниками или еретиками, в которых вы, скорее всего, погибнете, если вам повезет, или останетесь калеками, если нет. Те немногие, кто останется в живых после пятнадцатилетней службы, сами станут командирами или вернутся сюда, чтобы наставлять тех, кто придет вам на смену. Такова жизнь, которую выбрали для вас ваши родные. Быть может, вам так не кажется, но это большая честь, цените ее. Слушайтесь мастеров, учитесь всему, чему мы можем вас научить, и всегда храните верность Вере. Запомните мои слова, и ваша жизнь в ордене будет долгой.

Он снова улыбнулся, развел пухлыми руками.

— Это все, что я могу вам сказать, маленькие воины. Ну а теперь бегите. Несомненно, мы скоро увидимся снова, когда вы растеряете свои драгоценные дары.

Он снова хохотнул и скрылся в кладовой. Эхо его хохота преследовало их, пока Соллис гнал их из подвалов своей розгой.

Столб был шести футов в высоту и выкрашен в красный цвет наверху, в синий посередине и в зеленый у подножия. Таких столбов было штук двадцать, они стояли по всему тренировочному полю немыми свидетелями их мук. Соллис расставил мальчишек напротив столбов и приказал бить деревянным мечом по тому цвету, который он назовет.

— Зеленый! Красный! Зеленый! Синий! Красный! Синий! Красный! Зеленый! Зеленый!..

У Ваэлина заболела рука уже после первых нескольких минут, но он продолжал рубить изо всех сил. Баркус после нескольких взмахов на миг опустил руку и был осыпан градом ударов розгой, которые стерли с его лица привычную улыбку. По лбу у него потекла кровь.

— Красный! Красный! Синий! Зеленый! Красный! Синий! Синий!..

Ваэлин обнаружил, что руке не так больно, если в последний момент изменить угол удара и как бы разрезать столб клинком вместо того, чтобы просто ударять по нему. Соллис подошел и встал позади него. Спина зачесалась в ожидании удара. Но Соллис постоял, посмотрел, хмыкнул и отошел, чтобы наказать Норту за то, что тот рубанул по синему вместо красного.

— Уши прочисти, шут гороховый!

Норта получил удар по шее и сморгнул слезы, не переставая сражаться со столбом.

Соллис заставил их упражняться так несколько часов. Свист его розги был резким контрастом мерному стуку мечей о столбы. Через некоторое время он заставил их поменять руки.

— Братья ордена сражаются обеими руками, — сказал он им. — Потеря конечности — не оправдание для трусости.

Еще один бесконечный час или даже больше — и он велел им остановиться и взял вместо розги деревянный меч. Этот меч, как и их собственные, был азраэльского образца: с прямым клинком и рукоятью в полторы ладони. Тонкий, изогнутый отросток гарды прикрывал рукоять, защищая пальцы. Ваэлин разбирался в мечах: в доме его отца, над камином в трапезном зале, их висело множество, и у мальчишки чесались руки их подержать, хотя он ни разу не решился к ним прикоснуться. Разумеется, те мечи были куда больше этих деревянных игрушек: клинки больше ярда [4] Я р д — три фута, примерно 91,5 см ( прим. перев. ). в длину, побитые и порубленные — их регулярно точили, но лезвия оставались неровными, оттого что точильный камень сглаживал многочисленные зарубки и зазубрины, полученные мечом на поле боя. Один из мечей всегда притягивал его взгляд сильнее остальных. Меч висел высоко, там, куда ему было не дотянуться, и клинок смотрел вниз, прямо ему в нос. Это был довольно простой клинок, азраэльский, как и большинство остальных, и не такой изысканный, как некоторые другие, но, в отличие от них, его клинок не носил следов правки: он был отполирован до блеска, но все зарубки, царапины и зазубрины, портящие сталь, так и остались нетронутыми. Ваэлин не решался спрашивать об этом у отца и потому отправился с этим к матушке, хотя трепет он испытывал почти такой же: он знал, что мать ненавидит отцовские мечи. Он нашел ее в гостиной, за чтением, как это часто бывало. Это было в самом начале ее болезни, лицо у нее сильно осунулось, и Ваэлин поневоле пялился на него. Когда он проскользнул в комнату, она улыбнулась и похлопала по сиденью рядом с собой. Она любила показывать ему свои книжки. Он смотрел картинки, а она рассказывала ему про Веру и Королевство. Мальчик сидел, терпеливо слушая историю Керлиса Неверного, обреченного на вечную погибель за то, что он отверг наставления Ушедших, пока она не умолкла достаточно надолго, чтобы он успел задать вопрос: