Юрий Корчевский - Штрафник-истребитель. «Искупить кровью!»

Михаил перелез на сиденье мотоцикла, повесил на грудь трофейный автомат, ногой толкнул кик-стартер. Мотор мягко зарокотал. Михаил выждал секунду, собрался с духом, глубоко вздохнул, как перед прыжком в воду, включил передачу и дал газ.

Резкий разгон, вторая, третья передача… Ветер бил в лицо, но глаза были защищены очками. Заметивший его немецкий часовой стал посередине грунтовой дороги и поднял вверх правую руку; требуя остановиться, крикнул: «Хальт!» Он явно принял Михаила за своего. Да и как не ошибиться? Мотоцикл немецкий, автомат поперек груди – немецкий, на голове – пилотский шлем с очками-консервами, которые бывают не только у летчиков, но и у мотоциклистов. Одет в летную тужурку синего цвета, – так и немецкие пилоты в таких же ходят. Потому и не стрелял часовой. А когда понял, что Михаил не собирается останавливаться, отскочить в сторону не успел – Михаил сбил его корпусом коляски.

Удар получился сильным – руль рванулся из рук, но он удержал его. Сразу свернул направо – за стоянку самолетов – и стал объезжать ее. Целью его были бочки с горючим.

Михаилу удалось беспрепятственно подъехать к складу – аэродром продолжал жить своей обыденной жизнью. Он остановился за полсотни метров от склада, пересел в коляску, но мотоцикл не глушил. Повел стволом по бакам, нажал спуск. Ничего не произошло. Михаил передернул затвор, нажал спуск снова. Пулемет загрохотал, задергался, из пробитых бочек потекли струйки топлива.

Сбоку из-за бочек выскочил часовой с винтовкой в руках. Михаил довернул ствол и срезал его очередью. Снова повернул пулемет, дал длинную очередь по бочкам. Всколыхнулось пламя. «Надо быстрее убираться отсюда, пока не произошел взрыв», – пронеслось в голове.

Михаил перепрыгнул из коляски в седло мотоцикла и рванул газ.

На аэродроме уже обеспокоились стрельбой и языками пламени. К бочкам с топливом бежали с десяток людей, некоторые – с огнетушителями в руках. Из палатки стали выбегать пилоты.

Михаил резко затормозил – так, что мотоцикл занесло, прыгнул в коляску и дал длинную очередь по пилотам. Раздались крики. Михаил не отпускал спуск, водя стволом по упавшим пилотам, по обеим палаткам – по всему, что еще шевелилось.

Наконец пулемет смолк, щелкнув затвором вхолостую. Разогретый ствол его дымился от активной стрельбы.

По корпусу коляски ударила пуля. Занятый стрельбой, Михаил даже не смотрел назад. Теперь он обернулся. К нему бежали трое солдат с винтовками, стреляя на ходу.

Чтобы не быть мишенью в коляске, Михаил вывалился на землю и дал очередь из автомата. Завертел головой, решая, куда убегать. Прямо перед ним была завалившаяся брезентовая палатка, за ней – лес. Позади – самолеты, один из которых молотил винтом на холостом ходу. Фонарь кабины был отброшен в сторону – видимо, механик прогревал мотор перед запуском.

Решение пришло мгновенно: к самолету – и взлетать! Идея абсолютно сумасшедшая! Но Михаил прыжками понесся к самолету. Техники и механики сбились в кучу у ящика из-под пушечных снарядов.

Михаил обежал крыло, забрался на него и перелез в кабину. Выстрелов в спину от механиков он не опасался – кто же будет в тылу да при обслуживании самолетов носить при себе оружие? Стоя в кабине, он указал стволом автомата на одного из механиков и сделал красноречивый жест, понятный всем летчикам, – убрать колодки!

Механик робко привстал. Он явно не понимал этого сумасшедшего. Немец это или русский – по форме не разберешь. Перестрелял летчиков, поджег склад горючего и теперь требует убрать колодки из-под колес! Точно, человек не в себе!

– Шнель! – вдруг очень к месту вспомнил Михаил одно из немногих слов на немецком, которое было ему знакомо, преимущественно из кино.

Немец все-таки понял, нырнул под самолет и выбрался с другой стороны, таща за тросики тормозные колодки.

Михаил упал на парашют, служивший сиденьем пилотам, и захлопнул фонарь.

Управление незнакомое, но основные ручки и педали такие же, как и на других самолетах. Между ног – ручка вертикальных рулей и элеронов, ноги сами нашли нужные педали; слева, под рукой, – рычаг газа.

Его и потянул на себя Михаил. Мотор взревел, самолет тронулся с места. К нему уже бежали солдаты охраны. Они ничего не могли понять. Куда девался стрелок с мотоцикла? Кто в самолете? И потому пока они не стреляли.

Михаил дал вперед левой ногой, повернул на рулежную дорожку. Газ на себя до отказа!

Самолет начал разгоняться. «Буду взлетать с рулежной дорожки, – решил Михаил, – времени выруливать на взлетную полосу нет. Да могут и не дать взлететь: поставят поперек полосы грузовик, и все, приплыл».

На скоростемере – восемьдесят, сто… На какой скорости взлетает «мессер»? Михаил слегка толкнул ручку вперед – самолет поднял хвост. Скорость нарастала, но перед носом – за винтом – приближалась опушка леса.

Михаил слегка потянул на себя ручку и через мгновение услышал, как перестали стучать о землю колеса шасси. Он в воздухе! Пусть высота мизерная, но он смог оторваться от земли.

Михаил еще добавил газу, потянул ручку на себя. Увеличить бы угол подъема – лес близко, но Михаил не знал возможности «мессера». Потянешь резче – можно слишком круто задрать нос, потерять скорость и в итоге упасть.

Неубранное шасси чиркнуло колесами по кронам деревьев. Аэродром остался позади.

Михаил бросил взгляд на приборы – скорость уже 220. Надо убирать шасси, но как? Все надписи на тумблерах, кранах, ручках – на немецком. «Буду лететь с выпущенными шасси», – решил Михаил.

Высота уже метров двести, скорость – 300. Михаил посмотрел на компас, сделал осторожный вираж влево – «блинчиком», как говорят летчики. Теперь он держал курс на восток. Высоту не набирал, надеясь увидеть линию фронта. Должна же быть передовая? Ему бы только перелететь ее, а там можно подыскивать место для посадки. Плохо, что он не знал – далеко ли эта линия фронта, далеко ли до нее лететь?

Снизу ударила очередь из пулемета. Дымная трасса прошла сзади. «Слишком низко лечу – опасно, – понял Михаил, – надо забраться повыше». Он потянул ручку на себя, набрал высоту тысячу метров. «Если что – прыгну с парашютом», – подумал Михаил… и похолодел. Он сидел на парашюте, но не был пристегнут! О том, чтобы надеть на себя лямки подвесной системы, нечего было и думать. Они подгоняются по фигуре еще на земле, застегиваются. Проделать такой фокус в тесной кабине истребителя было невозможно, он не циркач и не гуттаперчевый гимнаст. Значит, о прыжке с парашютом нужно забыть. Хуже другое – из-за неубранного шасси, создающего значительное аэродинамическое сопротивление, начала расти температура масла в двигателе. Убрать бы его, да как? При такой температуре масла двигатель долго не протянет – буквально минуты, потом его просто заклинит.