Геннадий Башунов - Могильщик. Чёрные перчатки

-Ну, мне, знаешь ли, холодно.

Велион поднялся со своего плаща, быстро скинув одежду, шагнул к ней, обнял, чувствуя прикосновение небольшой груди. Он склонил голову и поцеловал девушку в губы.

- Я таких тощих, знаешь ли, не люблю, - шептала Элаги на ухо Велиону. - И вообще не привыкла так вот сразу, только... - она застонала, крепче прижалась к нему, впиваясь пальцами в спину. - Но завтрашний день может стать...

Могильщик закрыл её рот поцелуем.

Холодно и одиноко...

Бесконечные скитания по дорогам, покрытым снегом, мелким, как пыль.

Дует ветер.

Этот ветер заметает снегом следы, оставленные одиноким путником. Стоит путнику обернуться и посмотреть, он уже не видит следов и забывает, откуда и куда шёл. Путник не знает, где он был, а где не был, ведь его следы блекнут, равняются, исчезают. И он продолжает идти.

Одинокий путник иногда сворачивает, а порой идёт назад, не зная, были он когда-то в этих местах или нет. Он видит всё новые и новые места, вещи. Но ему кажется, что всё это уже было, только истлели его воспоминания. Он не знает смеяться или плакать. Поэтому он продолжает идти.

У него нет цели. Если она когда-то и была, он её не помнит. Вокруг только холодная бесконечность снега. Но он продолжает идти.

Чувствуя только холод и одиночество...

Велион открыл глаза.

Всё ещё было темно, настолько, что он не мог различить идола, стоящего всего лишь в полутора десятках шагов. Костёр уже погас, но, несмотря на то, что воздух ещё не начал греться под лучами солнца, было тепло. К нему прижималось тёплое тело Элаги.

Тотенграбер закрыл глаза.

Элаги... Девушка, которую он знает всего несколько часов. За эти несколько часов она стала ему настолько близкой, насколько потом станет чужой. Если они не погибнут сегодня, их дороги разбегутся, и так, поодиночке, они будут скитаться по этому миру, может быть, иногда вспоминая о существовании друг друга во время ночёвки в одиночестве. А потом погибнут, каждый в свой час и день, там, где им суждено.

И всё время они будут чувствовать холод и одиночество.

"Что за хандра?" - сонно подумал Велион. Поворочавшись пару минут, он заснул.

Они двинулись в путь рано утром, позавтракав и ещё раз занявшись любовью. Перед уходом Элаги предложила оставить припасы на месте, а с собой взять только немного воды, несколько сухарей и пару кусков свинины, столько, чтобы хватило пообедать.

- Не надо ничего такого говорить, - твёрдо сказал могильщик. - Мы обязательно вернёмся вместе.

- Знаешь ли, могут быть разные варианты, - усмехнулась Элаги. - Но в любом случае идти и лазать по развалинам налегке будет куда проще.

С этим Велион спорить не стал.

Почти все вещи - сумку, одеяло и плащ, принадлежащие Элаги, а так же полупустой рюкзак Велиона просто оставили рядом с догорающими углями костра. С собой взяли только оружие и немного еды и воды.

Несмотря на то, что утро было пасмурным, через три часа после рассвета немного потеплело, задул приятный ветер, а ближе к полудню солнце наконец-то показалось из-за туч. Элаги сказала, что это хороший знак, Велион молча кивнул, соглашаясь. Ещё через час небо окончательно расчистилось, стало почти тепло - настолько, насколько это возможно в конце октября. Тотенграбер скинул плащ, а его спутница на половину расшнуровала свою куртку.

Раскисшая дорога была практически прямой, только изредка виляла, изгибалась, как змея, но вскоре вновь распрямлялась. Кустарник становился всё выше и гуще, превращаясь в непроходимую колючую стену. Солнце выманило наружу жителей зарослей - уродливые птицы, которых Велион видел вчера, появлялись всё чаще, а в корнях кустов начали мелькать жутковатые твари - ящерицы, которые больше смахивали на рыб без чешуи с зубастыми пастями, занимающими полголовы. Птицы вяло охотились за рептилиями, хотя охота скорее напоминала драку - если двум-трём птицам удавалось убить одну из тварей, они собирались кучкой у тельца и неторопливо его расклёвывали. Если же гибла одна из птиц, а другим не удалось забить своими клювами чешуйчатого гада, то обедала ящерица - откусывая от тушки огромные куски и медленно их пережёвывая, тупо глядя выкаченными глазами куда-то в никуда. Но большая часть птиц охотой не занималась - уродцы садились на тонкие ветви кустарника и своими умными и злыми взглядами провожали людей.

Других представителей местной живности видно не было, даже мышей, которых Велион видел вчера. Могильщик был этому рад: мало ли какие твари здесь могут обитать.

На привал остановились после полудня, когда до Импа осталось не более часа ходьбы. Пообедали вяло, даже не съев половины из того, что взяли с собой. Аппетита не было. Зато всё больше и больше росло беспокойство. Причём, это не было обычным беспокойством. Казалось, что на мозг кто-то давит, а воображение в свою очередь играет с чувствами, заставляя сердце биться сильней, потеть ладони и трястись поджилки.

- Нечего рассиживаться, - сказал Велион, поняв, что уже минут пять тупо пялится в медленно горящий костёр, и начал собираться.

Элаги не спорила, хотя по её виду было ясно, что она ощущает давление извне куда сильнее, чем Велион. Или, быть может, он просто лучше владел собой.

Последний час пути тянулся бесконечно долго. Казалось, что двое могильщиков топчутся на месте, шагая по подсыхающей дороге. Солнце зависло на небосклоне, птицы замерли на своих местах. Время остановилось.

И, замерев, казалось, окончательно, резко рванулось с места.

Заросли кустарника кончились так неожиданно, что Велион первые несколько секунд даже не понимал этого. Дорога тоже кончилась, они ступали по гладкой, выжженной когда-то магией глине. Но и она вскоре пропала. Всё вокруг покрывал туман, нет не туман - зловонные испарения, хотя тотенграбер мог поклясться, что не чувствовал никакого запаха. Эти испарения лезли в рот, ноздри, цеплялись за одежду, застилали глаза. Велиону казалось, что у него нет ног - он не видел ничего ниже поясницы, туман закрывал всё, появлялось ощущение того, что тело само плывёт в этой белой каше.

Давление извне усилилось стократно. Оно практически приобрело вещественность - казалось, что над ухом пищит комар, под одежду залез паук, а во рту шевелиться скользкая гусеница. Туман застилал глаза, закладывал уши. Это начинало сводить с ума.

- Велион, - прошептала Элаги, хватая могильщика за руку. В её голосе был ужас, настоящая паника, но Велион, слыша всё предельно чётко, слабо различал интонации, так, будто она говорила в подушку.

- Нормально. Это магия, а у нас есть перчатки.

"Слабое утешение, - думал Велион. - Перчатки... Но это и вправду всего лишь магия, даже не магия, а её остаточные эманации, как запах выдохшегося пива в пустой кружке. И если ты не сможешь напиться этим запахом, значит, запах магии нам не повредит".