Говард Лавкрафт - Сны в Ведьмином доме

Позже в ходе своих прогулок Вард стал выказывать предпочтение резким контрастам. Часть времени он посвящал пришедшим в упадок кварталам колониального времени к северо-западу от дома, где находился нижний уступ холма — Стемперс-Хилл с его гетто и негритянским кварталом, расположенным вокруг станции, откуда прежде отправлялись почтовые кареты до Бостона. Затем он шел в иную часть города, царство красоты и изящества, на Джордж-, Бенсволент-, Пауэр- и Вильямс-стрит, где зеленые склоны хранят в первозданном виде роскошные особняки и обнесенные стенами сады, а наверх ведет крутая, затененная густой зеленью дорога, с которой связано столько приятных воспоминаний. Все эти скитания, вкупе с прилежным изучением исторических документов, бесспорно способствовали тому, что Вард приобрел необычайно широкую эрудицию во всем, что касалось старины, и эти знания в конце концов полностью вытеснили современный мир из сознания Чарльза; они подготовили почву, на которую в роковую зиму 1919/20 года пали семена, давшие столь необычные и ужасные всходы.

Доктор Виллет уверен, что до этой злополучной зимы, когда были отмечены первые изменения в характере Варда, его занятия стариной не содержали ничего патологического и мистического. Кладбища привлекали его лишь оригинальностью памятников и своей исторической ценностью; в нем не замечалось ничего похожего на страсть к насилию, не было никаких проявлений жестоких инстинктов. Затем, постепенно и почти незаметно, стали обнаруживаться любопытные последствия одного из его самых блестящих генеалогических открытий, которое он сделал годом ранее, обнаружив, что среди его предков по материнской линии был некий Джозеф Карвен, проживший необычайно долгую жизнь. Карвен приехал в Провиденс из Салема в марте 1692 года, и о нем передавали шепотом множество странных и внушающих ужас историй.

Прапрадед Варда, Белкам Поттер, в 1785 году взял в жены некую Энн Тиллингест, дочь миссис Элизы и внучку капитана Джеймса Тиллингеста, о котором в семье не осталось никаких воспоминаний. В конце 1918 года молодой любитель истории и генеалогии, изучая городские акты, обнаружил запись об узаконенном властями изменении фамилии: в 1772 году миссис Элиза Карвен, вдова Джозефа Карвена, а также ее семилетняя дочь Энн вернули себе девичью фамилию матери — Тиллингест. «Понеже имя ее Супруга звучит как Упрек в устах местных жителей по Причине того, что стало известно после его Кончины; последняя подтвердила дурную славу, за ним по общему Мнению укрепившуюся, чему не могла поверить верная Долгу своему законная его Супруга до тех пор, пока о Слухах сих была хотя бы тень Сомнения». Эта запись была найдена исследователем совершенно случайно, когда он разлепил два листа книги, которые были специально и довольно тщательно склеены и пронумерованы как один лист.

Чарльзу Варду сразу стало ясно, что он нашел до сих пор неизвестного прапрапрадеда. Открытие это взволновало его вдвойне, потому что он уже слышал кое-что о Карвене и находил в старых текстах неясные намеки, относящиеся к этому человеку, о котором осталось так мало доступных сведений; некоторые документы были выявлены лишь в последнее время.

Создавалось впечатление, что существовал какой-то заговор, целью которого было полностью изгнать из памяти жителей города имя Карвена. Но те воспоминания, которые сохранились о нем, и дошедшие документы были настолько странными и пугающими, что невольно возникало желание узнать, что же именно так тщательно пытались скрыть и предать забвению составители городских хроник колониального времени — надо полагать, у них были для этого достаточно веские причины.

До своего открытия Чарльз Вард относился к Карвену с чисто романтическим интересом; но, обнаружив, что состоит в родстве с этим таинственным субъектом, само существование которого пытались скрыть, он начал систематические поиски, буквально выкапывая из-под земли все, что касалось этого человека. В лихорадочном стремлении узнать как можно больше о своем отдаленном предке он преуспел больше, чем мог даже надеяться, ибо в старых письмах, дневниках и мемуарах, найденных им на затянутых густой паутиной чердаках старых домов Провиденса и во многих других местах, содержалось немало сведений, которые не казались писавшим настолько важными, чтобы их скрывать. Дополнительный свет пролили важные документы из столь далеко расположенного от Провиденса города, как Нью-Йорк, где в музее Френсис-Таверн на Лонг-Айленде хранилась переписка колониального периода. Но решающей находкой, которая, по мнению доктора Виллета, послужила главной причиной случившегося с Чарльзом Вардом, стали бумаги, найденные в августе 1919 года за облицовкой полуразрушенного дома в Олни-Корт. Именно они открыли перед юношей путь к черной бездне глубочайшего падения.

Согласно легендам, передававшимся изустно и частью сохранившимся в найденных Бардом документах, Джозеф Карвен был поразительным, загадочным и внушающим неясный ужас субъектом. Он бежал из Салема в Провиденс — город, традиционно дававший приют всему необычному, свободному и протестующему, — в самом начале великой охоты на ведьм, [7] Великая охота на ведьм — имеются в виду массовые преследования лиц, подозреваемых в «сношениях с дьяволом», проходившие в североамериканских колониях Англии в последние годы XVII века. Город Салем, расположенный неподалеку от Бостона, прославился как место самого крупного «ведьмовского процесса». опасаясь, что будет осужден из-за своей склонности к затворничеству и весьма подозрительным химическим или алхимическим экспериментам. Это был человек довольно бесцветного вида, лет под тридцать; очень скоро его сочли достойным стать полноправным гражданином города Провиденс, и он купил участок для постройки дома к северу от дома Грегори Декстера, в начале Олни-стрит. Его дом был возведен на холме Стемперс к западу от Таун-стрит, в месте, которое позже стало называться Олни-Корт; а в 1761 году он перестроил этот особняк, в том же виде сохранившийся до сих пор.

Первая странность Джозефа Карвена заключалась в том, что он как будто совершенно не старел и всегда выглядел так же, как по прибытии в Провиденс. Он приобрел верфи близ Майл-Энд-Ков, снаряжал корабли, принимал участие в перестройке Большого моста в 1713 году и был в числе основателей церкви Конгрегации в 1723-м, и при этом всегда казался человеком неопределенного возраста, однако не старше тридцати — тридцати пяти лет. Когда прошло несколько десятилетий со времени его прибытия в Провиденс, это странное явление было замечено всеми; Карвен всегда объяснял его тем, что предки его были людьми крепкими, а сам он предпочитает простую жизнь без излишеств, благодаря чему смог хорошо сохраниться. Горожанам было не совсем ясно, как можно согласовать слова о простой жизни с постоянными ночными путешествиями купца, никого не посвящавшего в свои тайны, а также со странным светом, который всю ночь виднелся из его окон; и они были склонны приписать его моложавость и долголетие совсем другим причинам. Многие считали, что он обязан этим химическим опытам, постоянному смешиванию и выпариванию разнообразных веществ. Поговаривали о каких-то подозрительных субстанциях, которые он привозил на своих кораблях из Лондона и с островов Вест-Индии или выписывал из Ньюпорта, Бостона и Нью-Йорка; а с той поры как старый доктор Джейбз Бовен по приезду из Рехобота открыл напротив Большого моста свою аптеку под вывеской «Единорог и ступка», начались разговоры о разных зельях, кислотах и металлах, которые молчаливый отшельник покупал и заказывал у доктора. Подозревая, что Карвен обладает чудесными, никому, кроме него, не доступными медицинскими знаниями, множество людей, страдающих разными болезнями, обращались к нему за помощью. Но хотя он всегда давал им в ответ на их просьбы декокты [8] Декокт — жидкая лекарственная форма, получаемая в результате отваривания коры, корней или иного растительного сырья с последующим процеживанием отвара. необычного цвета, было замечено, что его советы и лекарства приносили очень мало пользы. Наконец, когда прошло свыше пятидесяти лет с того дня, как он поселился в городе, а между тем его лицо и весь внешний вид свидетельствовали о том, что он постарел от силы лет на пять, по городу поползли зловещие слухи — и теперь уж люди были довольны, что Карвен ни с кем не общается, предпочитая одиночество.