Ричард Лупофф - Легкая жизнь

Почему Барнс, спросил он сам себя. Да потому, что он был настоящим боксером. Настоящее ничем не заменишь. Он работал на ринге, знал все движения. Помнил то ощущение, с которым кулак врезается в ребра противника. Помнил, как жесткая кожа сминает нос. Изведал радость, которая охватывает в тот момент, когда ты «танцуешь» вокруг партнера, и тебя приветствуют тысячи людей. Познал отупляющее отчаяние, когда лежишь на спине, пытаясь сфокусировать глаза на пальцах рефери, щурясь от света прожекторов под крики толпы, приветствующей другого боксера.

Тренер представился, пожал руку Бэнгера:

— Хорошо поработал утром. Хил и сказала, что ты был настоящим боксером.

Бэнгер кивнул: — Да.

Тренер представил его другим актерам: мужчине, игравшему менеджера, и женщине, игравшей потаскушку. Оба пожали ему руки.

Потаскушка спросила:

— Это правда, что вы раньше никогда не играли?

Бэнгер сказал:

— Только в массовке. Платят немного, но больше, чем мойщикам посуды или дворникам.

— Но вы способны на большее. Я имею в виду, вы ведь много зарабатывали на ринге.

Бэнгер горько рассмеялся. Прежде чем ответить, хлебнул кофе. Кофе был горячий и крепкий. Что хорошо было в кино, даже в массовке, — кофе на съемках давали хороший. Съемочный день длился долго, и если не подстегивать себя кофе, пришлось бы пользоваться чем-то другим. Слухи были не беспочвенны: одни сидели на таблетках, другие на кокаине.

Они делали это не для развлечения, а только для того, чтобы выложиться в течение десяти-, двенадцати-, четырнадцатичасового рабочего дня. А потом требовался алкоголь, чтобы расслабиться вечером. Алкоголь, или травка, или валиум.

Это были издержки профессии.

Он поставил стаканчик на стол.

— Вам это лучше известно. Ваш бойфренд порядочно имеет с каждого гонорара. — Он указал куриной косточкой на тренера и добавил: — А он забирает остальное. — Бэнгер посмотрел на потаскушку. — За эти побрякушки, которыми вы сверкаете, заплатил я. Сколько они стоят? Сколько ударов мне приходится раздать, сколько хуков принять на себя, чтобы заплатить за ваши шикарные браслеты?

Она казалась ошарашенной.

— Это же все не мое, — сказала она. — Посмотри, мне пришлось их вернуть реквизитору. — Она протянула к нему руки. Длинные полированные ногти были на месте, а бриллиантовое кольцо и браслет исчезли.

Тренер сказал:

— Это всего лишь реквизит, Бэнгер. Остынь. Ты ведь не думал, что это настоящие драгоценности, правда?

Бэнгер помотал головой.

— Нет, — выдавил он жалкий смешок. — Нет, я просто… простите. Я как-то…

Менеджер сказал:

— Бывает, не смущайся. Когда входишь в роль, иногда задерживаешься в ней. Роль захватывает. С каждым может случиться.

Бэнгер сказал:

— Ага.

— Особенно если ты был настоящим боксером. Знаешь, я в свое время увлекался боксом. Я тебя помню. Ты котировался.

— Не слишком высоко.

— Не важно, — менеджер махнул рукой. — Ты был кем-то. С тобой считались. О тебе писали в спортивных журналах. Люди тебя знали.

Бэнгер снова кивнул:

— Ага.

Тренер посмотрел на часы и сказал:

— Еще есть немного времени. Пойду прогуляюсь перед работой.

Он взял свой поднос и отошел от стола. Остальные последовали его примеру. Бэнгер тоже. Он сбросил куриные кости и объедки в мешок и оставил поднос у трейлера. Потом отправился осматривать площадку, подготовленную для дневной съемки.

Почувствовав чью-то руку на своем локте, он, не оборачиваясь, понял, что это была Кэти Хили. Она сказала:

— О'кей, сейчас будет длинная съемка прохода, Бэнгер. У тебя нет никакого текста. Ты просто идешь к рингу со своей свитой.

Он сказал:

— Какой свитой?

Она сверилась со своим клипбордом.

— Твой менеджер, тренер, парикмахер, телохранители, боксерская тусовка.

— Я должен только дойти до ринга?

— Да, это все.

— О'кей.

Кэти сказала:

— Утром ты выглядел хорошо. Джерри доволен.

Бэнгер ничего не ответил.

Кэти сказал:

— Ты ведь член гильдии, да?

— Наверное, если они включают статистов.

— Через гильдию можно получить дополнительную работу.

— Я обязательно этим воспользуюсь.

Съемочная площадка была оформлена, как настоящая арена. Посередине возвышался ринг с гигантскими осветительными приборами над ним. Ковер и канаты выглядели вполне натурально. К помосту вели металлические ступени. Стол таймкипера и стол прессы стояли где положено, пустые, в ожидании, пока спортивные чиновники в дорогих костюмах и репортеры в рубашках с короткими рукавами займут свои места.

С двух сторон ринга было только по два ряда сидений и по нескольку сидений по обе стороны длинного прохода к рингу. В дальнем конце зала стояли камеры и юпитеры.

Когда перерыв кончился, не раздалось никакого свистка, колокола или призывного крика. Просто появились осветители и звукоинженеры, операторы с ассистентами, помощники режиссера, реквизиторы, костюмеры и гримеры.

Массовка заполнила зал. У каждого была бумажная карточка. Каждый нашел свое место на фальшивых трибунах.

Внезапно таймкиперы оказались на своих местах, репортеры — на своих. В центре зала стоял рефери, а Слэм маячил в начале прохода, окруженный свитой.

Фотографы нацелили свои «Лейки» и «Экстры». Один ветеран взгромоздил на штатив массивную старинную камеру «Спид График».

По центру дорожки шли две металлические направляющие, напоминающие рельсы. На тележке с сиденьем была установлена камера «Панифлекс», к глазку которой припал оператор. Над актерами завис микрофон на длинном шесте.

Помреж щелкнул хлопушкой.

Слэм Шонесси со свитой двинулся вперед. Секунданты ощупывали его, торопливо бормоча последние советы. Женщины тянулись к нему, горя желанием дотронуться до рукавов накидки, коснуться перчаток, лица прежде, чем он заберется на ринг. Телохранители оттесняли их.

Он согласно кивал на все, что говорили ему секунданты. Улыбался и махал руками толпе. Статисты махали ему. Некоторые кричали. Но большинство улюлюкали, отпускали язвительные замечания. Ясное дело, это была публика Марка Коула.

Кто-то поднял лозунг и помахал им. На полотнище было написано: «Марк Коул — Нейтронный Малыш — Новый чемпион». Кто-то завел песню, и через секунду толпа подхватила ее: «Нью-Трон! Нью-Трон! Нью-Трон!»

Тележка катилась назад по металлическим рельсам. Свет наполовину ослепил Бэнгера. Он начал было искать очки, но вспомнил, что они остались в шкафчике. Впрочем, их все равно нельзя было надевать перед камерой. Он старался не забыть, что ему говорил Вальдез. Сам Вальдез, режиссер, а не Кэти Хили или кто-то еще.

Наступай на марки. Красные ленты. Не обращай внимания на зеленые ленты, это марки Хью Китинга. И на черные тоже не обращай внимания. Они для рефери.