Артем Сергеев - Беседы о Сталине

Отучали нас капризничать: накрыто, все по команде сели, а время вышло – всем встать, кто не доел – тарелку все равно забирают и уносят. После этого мы стали есть гораздо быстрее, а не капризничать: иначе унесут, останешься голодным по своей вине. И если раньше кому-то какое-то кушанье не нравилось, то тут вдруг оказалось, что все любят всё и с аппетитом едят. А пища была самая простая.

Дети в детдом и прибывали, и убывали. Но ротация была небольшая: например, родители по службе уезжали далеко и увозили с собой детей. Или кто-то приезжал на работу в Москву. Ну, а поскольку у беспризорников не было родителей, то они там находились постоянно и как завсегдатаи принимали вновь прибывающих. Это все дружно делали. Например, когда умер Михаил Васильевич Фрунзе, а вскоре и его жена, то их дети, Тимур и Таня, пришли в наш детский дом. Нам сказали, что придут Танечка и Тимочка. А когда они пришли, мы никак не могли понять: кто же Танечка, а кто Тимочка. Потом сказали: побольше – Танечка, поменьше – Тимочка. И Танечка ходит в платьишке, а Тимочка – в штанишках.

За городом у детдома была дача, при ней небольшой огородик, где мы тоже ковырялись: после смерти моего отца матери дали дачу в деревне Дунино около Звенигорода, там наши родственники раз отдыхали недолго, а потом мама эту дачу передала детдому. И летом мы там жили: есть фотография, где мы на грузовике уезжаем с этой дачи. Железная дорога была в пяти километрах, а так как нужно было с собой везти складные кровати, то нас везли на грузовой машине, куда помещали имущество, на вещи усаживались все ребятишки. Устраивали так, чтобы никто не выпал, велели присматривать друг за другом, так и ездили.

Надежда Сергеевна и мама были содиректорами: они организовывали всю работу в детдоме, на них лежала вся ответственность. И если Надежда Сергеевна уезжала куда-то со Сталиным, то писала маме письма и телеграммы. Их много сохранилось: они касались и работы, и отдыха. Например, она с юга писала: Лиза, здесь груши стоят столько, виноград – столько, это мы можем себе позволить, а вот это – не можем, сообщала, что на базаре лучше покупать, а что в других местах, чтобы подешевле.

Корр.: То есть такие письма относились к периоду, когда Сталин уже был руководителем страны?

А.С.: Да, письма датированы и 1925, 1926, 1927 годами, когда Сталин был уже главой государства. Мы с Василием Сталиным были аборигенами в этом детдоме: мы первые, кто туда попал. Первый раз меня мама повела за руку, мне два года с немногим было. Пришли, посмотрели. В следующий раз она уже взяла туда мой горшок – это означало, что меня оставляют в стационаре, со своим имуществом.

Помню, когда умер Ленин, мы ходили прощаться детдомом: был холод, и мы отморозили щёки, носы, потом нам их мазали гусиным жиром, и все прошло без следов. Осталось воспоминание и от Дома Союзов – как и что там выглядело, хотя мне и трёх лет не было. А потом похороны на Красной площади. Только я долго удивлялся: мы заходили с левой стороны от Спасской башни, а вход по центру. Потом понял: тогда ещё был деревянный склеп, до постройки мавзолея, и вход был со стороны Спасской башни. Хорошо это все помню, и даже помню, что мы, дети, были очень огорчены, что умер Ленин.

Фото из кн .: The 20th century a chronicle in pictures. New York. 1989.

В праздники -1 мая, 7 ноября, в День Красной Армии и в День Парижской Коммуны (это тоже были большие праздники и демонстрации) – мы мастерили красочные гирлянды, флажки, затем приходила грузовая машина, мы набивались туда стоя, чтобы все поместились. Кто стоял у борта – держали флажки. И как-то у меня, когда я держал флажок, низко опустив, его отняли – дотянулись и вырвали. Это, конечно, была трагедия. Мне все очень сочувствовали, потом пришли к выводу: слишком низко держал – так флаг не держат; его надо кверху поднимать и держать высоко (Артём Фёдорович вскидывает руку, словно у него флаг) – наука мне. Нас возили по городу – праздничное катание. На демонстрации тоже водили, но недалеко, просто чтобы чувствовать праздник. И это ощущение праздника, торжества, приподнятого настроения я помню до сих пор.

Помню всех наших воспитателей, служащих. Как-то во время голода из тех мест к нам домой приехала женщина, у нее дети умерли. Она жила у нас, потом стала поварихой в детском доме, а затем какое-то время семье Сталина готовила.

Вообще повариха, прислуга – не было такого понятия и отношения. Было так: это наша тетя Аннушка. Мы жили дружно, домом, и тот или иной человек в доме имел те или иные обязанности. У Аннушки была в этом доме комната, и когда детдом закрыли, а она ещё не перешла к Сталину, она там продолжала жить. Сказали как-то, что она выходит замуж, и будущий муж – торговец яблоками. А мне нравились яблоки сорта розмарин. И я её попросил сказать ему, чтобы торговал розмарином.

Ещё повариха была Анна Степановна, которая затем работала в столовой в «Доме на набережной». У нее был сын Гаврюша, который тоже жил в детдоме у нас. Потом он работал на Мосфильме, мы встречались и после. И они к нам в гости приезжали.

К сожалению, нас, детдомовцев, очень выкосила война, после войны нас осталось мало. Мы поддерживали отношения, но и оставшихся разнесло по городам и весям. Мы держались, как бы сказать, общиной, что ли, как лицеисты, может. И всегда с теплотой и благодарностью вспоминали то время и наш детский дом на Малой Никитской, дом 6.

В.М. Молотов, В.И.Тевосян, А.Ф.Сергеев. Дача. Жуковка. 1975 год.

Подолгу Артём с мамой жили на даче в деревне Жуковка, где мама Артёма Фёдоровича ещё до войны, в 1937 году приобрела домик. В самой Жуковке, соседних Усове, Барвихе, Горках с ними соседствовали разные люди. Артём Фёдорович рос здесь, многих знал и до войны, и после – тех, кто вернулся. «Рублёвские дети» той поры и война – об этом наш разговор, идея которого принадлежит жене Артёма Фёдоровича Елене Юрьевне. Звоню как-то в очередной раз, чтобы договориться о встрече, трубку берёт Елена Юрьевна и, прежде чем передать её мужу, говорит: «Вы знаете, Катя, мне кажется, надо написать о детях правительства той поры, ведь Артём всех их знал, они дружили, общались. Невозможно смотреть телевизор! Говорят о какой-то золотой молодёжи, показывая Рублёвку. Да какая она золотая?! Надо рассказать о той поре. Ведь нынешние правители отгораживаются от народа и отгораживают своих детей заборами и прочим средствами. А те были плотью от плоти народа и целиком разделили его участь. О них надо рассказать!»