Огнева Евгеньевна - Дети вечного марта

— Выиграем, не выиграем, как кости упадут. Но сидеть и радоваться, что жив пока, я больше не хочу.

Убегающий вниз луг с короткой, едва проснувшейся травкой, прочертили тоненькие ручейки. Поляна звенела весной. Саня остановился, послушал водяные трели и осторожно начал спускаться к кромке полупрозрачного леса. Листья только вычикнулись из почек. Ажурный зеленый пух обрамлял мрачно-зеленые ели. Их суровую стать уже попирали нахальные молодые листочки. Несколько дней, и ели уйдут вглубь, буйная поросль спрячет их до осени.

Кто прав? Вечные старики, не сбрасывающие зеленого убора перед злым диктатом зимы, или изменчивые лиственные, каждую осень умирающие, чтобы ожить следующей весной, расцвести, дать плоды, дать тень и радость?

Жизнь права, решил Саня. Пусть в ней будут и те и эти. Места хватит всем. Важно чтобы не пришел сумасшедший лесоруб, после которого останутся только пни и щепки. Никто, ни один из разумных живущих во вселенной не имеет права решать за другого.

Дорожка вела к жилищу Снежки. Саня подкрался к укромному распадку, издалека подглядеть за женщиной, которая налаживала новое льняное поле и девочкой. Та носилась по лугу, путалась под ногами у мамки, отвлекая ее от работы. Женщина иногда останавливалась, разгибала спину, смотрела вдаль.

Хотелось ли ему к ним? Наверное. Где-то в глубине так и остался крестьянский мальчишка, которому нужна была работа, дом, покой, дети…

Саня как тихо пришел, так же и удалился. Ни Снежка, ни девочка его не почуяли. Он не мог остаться. Слишком велики оказались ставки. Он уже не принадлежал себе.

Учителя его не заставляли, наоборот - отговаривали. Саня навсегда запомнил хмурого Диона. Бессмертный боялся за него и не мог остановить. Саня сам так решил. Желчный старый змей просто переживал, часто отворачивался, шмыгая сухим носом.

Дорога ложилась под ноги легко. Дион снабдил Саню деньгами. Работать нужды не было. Где пешком, где пристроившись на попутную телегу кот преодолел половину пути до столицы. Редкие княжества, в которых еще правили аллари, перекрыли границы. Приходилось двигаться в объезд. В Мец сам не полез. Игорь много порассказал про свои мытарства в этом трижды продажном городе. От Меца за три границы разило чистюками. Не стоило лишний раз нарываться.

Начинался март. Леса уже вовсю шумели листвой. На полях копошились люди. Что крестьян, что обработанных полей было очень мало. Если так пойдет, скоро герцогство останется без хлеба. Выгнанная на пастбища скотина поражала худобой. Коровы походили на обтянутые кожей скелеты.

В одной деревне мужик предложил сане коня. Животное отроду было хорошо сложено, не гляди, что крестьянская скотинка, но шаталось от слабости.

— Зачем он мне? - спросил кот.

— Продашь на ярмарке в Тригубах

— Сам гони и продавай.

— Он-то может туда и дойдет, а я - нет.

Мужик тоже поражал худобой. Глаза голодно блестели. На подворье вышла изможденная женщина. Детей видно не было.

— Голодно у вас, - заключил Саня.

— У других иначе? - вскинулся мужик.

— По-разному, - нейтрально отозвался кот.

— Я слыхал у нелюдей, крестьяне, как сыр в масле катаются, - в голосе селянина была откровенная зависть.

— Аллари закрыли границы княжеств. Говорят, от всяких проходимцев.

Мужик обречено махнул рукой, взял коня за недоуздок и повел в полузавалившийся сарай. Саня почувствовал вдруг свою вину перед этим человеком. Не на чем вроде, а крутит. Еще - злость. Чем виноват смирный беззлобный народ, который как морковку из грядки, выдернули из нормальной жизни? Только тем, что их жизнь и смерть дает каплю силы чумному выродку, который объявил себя богом?

И Дион хорош! "Я стал им богом". Просрал власть, сидит теперь, плачется, да охает.

Саня себя мысленно осадил, кинул на плечо сумку и двинулся дальше.

Коня ему все же купить пришлось. Лошадка оказалась невысокой и тихой. Но ходкой. Так что последние три дня катил себе котейка верхами и в ус не дул. Было даже странно: столько переживали и учителя, и сам. Как доберется, да как будет прятаться, по кустам, по оврагам… а вышло - въехал в столицу верхами, нашел гостиницу почище, кинул поводья мальчику и ввалился в харчевню: тащи хозяин на стол, голодныя мы!

Столица в отличие от даже очень близких земель очевидно не голодала. Сане быстро принесли миску, в которой плавала капуста и несколько кусочков мяса. Выложили кусок пирога. Кружка пива оказалась как раз к стати. После длительного воздержания кот буквально объелся. Посидел, сыто щурясь по сторонам, и побрел в указанную комнату.

Окошко было забрано железной решеткой. От воров, - пояснил хозяин. Ковать стояла у стены под лоскутным одеялом. Кот поставил на лавку сумку и прилег. Среди дня вдруг потянуло в сон. Устал он конечно изрядно, но прошлую ночь, вроде, выспался…

В голове мягко поплыло. Стало так хорошо, что Саня тихо заурчал. Сон наваливался, гоня перед собой цветные полосы. Кот увидел себя купающимся. Пресловутый бассейн с проточной водой окружали пышные цветущие деревья. На бортике сидела знакомая незнакомка, - он силился и не мог вспомнить где ее видел. В воде плескалась голая нога. По ней шлепал край мокрой цветастой юбки.

За голубой волной пришла красная. Лица, окруживших бассейн людей, стали невыносимо красивыми. У женщин - загадочными, у мужчин - значительными. В стакан лилось красное вино. Кто-то высоко поднял кувшин. Капли медленно брызгали по сторонам. Саня увидел свои руки. Их залило вино, а казалось - кровь.

Ему захотелось проснуться. Но веки были свинцовыми. Руки и все тело не повиновались. Он опять увидел себя стоящим возле горы-улитки. Подошвы сапог вросли в камень. По серпантину, волоча за собой полуживую лошадь, шел мужик. Саня крикнул ему, чтобы возвращался. Крестьянин обернулся. На кота глянули печальные глаза Диона.

Просыпаться можно по-разному. Можно мягко выплывать из тепла, ощущая кожей приятный холодок. Можно мучительно выползать из кошмара. Можно, оказалось, без перехода начать бодрствовать с чистого листа. Пустая тьма осталась во вчера, в предыдущем мгновении. Саня шагнул из него и сразу ощутил себя целиком.

Ничего не болело, но ничего и не двигалось. Руки и ноги оказались связанными. Перед ним был огромный сумрачный зал. Вдоль противоположной стены тянулся ряд колонн из красной яшмы. Справа - тоже колонны из пронзительно синего, - даже в полумраке видно, - камня.

Не так давно друг собака в деталях расписал ему убранство герцогского дворца. Однако кот меньше всего рассчитывал проснуться именно здесь. Лучше бы - в комнате на постоялом дворе.

Руки оказались привязанными к подлокотникам кресла, сделанного из странного, ни на что не похожего камня. И это вспомнилось. Собака говорил, что арихалк, из которого был выточен древний трон, являлся, специальным образом вываренным янтарем. Подлокотники на ощупь были маслянистыми и теплыми. Затылку тоже было тепло. Даже уютно. Если бы не веревки во множестве наверченные на руки, ноги, грудь и даже шею…