Огнева Евгеньевна - Дети вечного марта

Так вывалишься в домен, - прикинул Эд, - глядь, а вместо часов ходиков, к коим все давно привыкли и за технику их вообще не почитали, на центральной площади пред герцогским дворцом капает древняя клепсидра. Это - чтобы господину из окошка было видно который час. А по долам и весям вообще петухи время объявляют.

Зачем Его Подлой Светлости это понадобилось? Вопрос вопросов. Поймешь, во имя чего твой враг предпринимает те или иные шаги, считай, разгадал большую часть его стратегических, да и тактических хитростей. Ну, зачем уничтожать культуру - понятно. Завяжи человеку глаза, ткни мордой в землю, держи при этом над головой топор, что останется? Правильно - пахать, то есть исполнять от века данное право, работать на господина. Но искоренять техническую мысль… Стоп! Помнится, отец тоже имел претензии к прогрессу. Получается, что нынешний герцог вполне последователен в своих устремлениях. Принося клятву на верность народу, он так и сказал: буду, мол, продолжать линию, погибшего безвременной смертью, дорогого и незабвенного герцога нашего.

Интересно, вошли войска в Камишер или так и топчутся на границе? Тамошние ушлые жители могли не только палочником свои рубежи запереть. Санька как-то говорил, что не всякая, просочившаяся из Дебрей нечисть, уничтожалась. Иных зверюшек камишерцы ловили и приручали.

Выстави они, к примеру, против регулярной армии пару обученных многоножек, солдатики разбегутся, никакими приказами ни тайными, ни явными не удержишь.

Лошадь и так не очень торопилась, а тут совсем встала. Наученный уже кое-каким опытом Эд, не стал понукать. Постоим, посмотрим. Тем временем подтянутся спутники.

Отправляя Дайрена на внутренний рубеж, Пелинор отрядил с ним троих здоровенных неразговорчивых мужиков на битюгах. Вперед парни не рвались, редкие просьбы и распоряжения Эда выполняли неукоснительно. Вообще мало досаждали своим присутствием. Зато с самого начала предупредили: дорога пойдет по исконным медвежьим угодьям. Дескать, не рыпайтесь, господин.

Впереди, шагах в тридцати, затрещали кусты. Из них на густо заросшую дорогу друг за другом выкатились два медвежонка. Следом степенно вышла бурая матушка. Медведица постояла, помыргала на Эда маленькими глазками и, переваливаясь, двинулась вдоль колеи. Медвежата сцепились между собой, не поделив что-то свое, детское. Мать, рыкнув, призвала их к порядку. Те недовольно потявкали, но покатились за родительницей. Вскоре семья нашла удобный проход, перевалила дорогу и затрещала кустами на той стороне.

Интересно, медведица только за рубежом присматривает, или за мной тоже, - прикинул Эд. Что люди присматривают - понятно. Никогда бы Влад не отпустил его странствовать по своим землям без сопровождения. Почувствовал князь Пелинор, что Эд вот-вот сорвется в разведку, и предусмотрительно сам его отправил. Со всем почтением и со всяческим присмотром.

А необходимость осмотреться действительно назрела. Пора было уходить из крепости Большого Влада. Чем дольше они гостили у радушного медведя, тем Эду становилось тревожнее.

И не в том дело, что едва не каждый вечер напивавшийся Шак хватал Дайрена за манишку и тряс: "Что нас гонит?!" Это - ничего. Видели, чуяли и на зуб пробовали. Рано или поздно Шак сам начнет голодными глазами смотреть за крепостную стену, да бегать каждый день на конюшню, проверяя, как там его лошади. Не в Шаке дело. Дело в котейке.

Ах, ты наш серенький, ах, ты наш мяконький. У Пелинора каждый раз рожа расплывается, как посмотрит на парочку медведица - котик. И ладно бы о счастье единственной племянницы заботился, о себе больше. Санька ему НУЖЕН. До зарезу, до жуткого зубовного скрежета. Так нужен, что Пелинор, пожалуй, ни перед чем не остановится.

Кончился глухой лесной участок. Дорога больше похожая на зеленый тоннель вылилась в обширную поляну. Справа тоненькой полоской чернел дальний лес. Слева зеркалом стояло болотное озеро, как стол букетами, украшенное кудрявыми островами. Судя по описанию, они подошли к единственному месту, откуда можно было относительно просто переправиться на герцогскую сторону: сколотить два широких плота и загнать на них повозки. Между островами они проползут. Другое дело: где чалиться на том берегу.

Пелинор либо отмалчивался, либо отделывался общими фразами. Эд подозревал, что владетельный синьор укажет верное место, только в обмен на согласие кота, остаться в медвежьем семействе, то есть - в обмен на Саньку.

Эх, котейка, не подведи! Подумай, зачем тебе эта рыжая. Ты ведь ее не любишь. А судя по всему, парень, ты, подверженный чистым душевным порывам. Как жить-то будешь с нелюбимой? Богатство, покой и безопасность с овчинку покажутся.

— К воде спускаться будем? - Спросил у Эда, подъехавший стражник.

— Нет. Поворачиваем в крепость, - скомандовал Дайрен.

— Никак не возможно, - бухнул мужик в бороду. - Господин Пелинор приказал…

— Тебе?

— Что?

— Тебе приказал?

— Ну.

— Ты и оставайся, а мне некогда.

Эд легко развернул на месте своего тонконого Волька, махнул на прощание оторопевшим бородачам и понесся по лесной дороге назад.

Интересно, успеет он доскакать до развилки, прежде чем переполошатся медведи? Может не успеть. Что санкции воспоследуют, он уже не сомневался.

Эд вдруг увидел всю ситуацию под другим углом. Почуял Пелинор, что гости засобирались восвояси и хитро подыграл: Эда отправил на внутреннюю границу; Шака, - зуб можно поставить, - на внешнюю. Лошадку молодую - с ним. Чтобы подруга постоянно перед глазами мельтешила, от всяких лишних мысмлей отвлекала. А Санька в это время остался без присмотра.

Тупица! Осел! Понужал себя Дайрен, пришпоривая коня. Ведь почти с самого начала скребло присутствие некоей фальши в поведении Пелинора. Эд бы и сейчас мирно пространствовал вдоль всей внутренней границы в компании звероподобных надсмотрщиков, но на чистой, залитой солнцем, простроченной тенью облаков поляне вдруг снизошло. Какое там, снизошло - толкнуло под дых: беда! Все - не так! И самое верное - погонять пока не падет лошадь. А когда падет - ножками, ножками. Вдруг еще успеет?

Опушка показалась, когда конь уже начал екать селезенкой. Но Эд не притормозил, единым духом долетел до межевого камня и ушел в поля. Влад сам проболтался, что его медведи хороши только в лесу. Открытого пространства бурые не жаловали.

Так оно и вышло. В лесу и конь, и седок чуяли за спиной зверя. На равнине преследователи отстали.

Дайрен спешился и сам, едва волоча ноги, повел запаленного коня в поводу.

— Господа, студиозусы. Сегодня у нас торжественный день, - возвестил, едва поместившийся за кафедрой, свин, заместитель ректора по хозяйственной части. К потолку взлетел короткий розовый палец. Все три подбородка торжественно вздрогнули.