Генри Хаггард - Избранные произведения. II том [Компиляция]

— А я другого мнения, принц, — сурово отозвался левит. — Твой дед поручил мне неусыпно заботиться о тебе, неужели же я не оправдаю его доверия, неужели не выполню обязанности, еще более высокие, чем все на меня возложенные?

— Что ты хочешь сказать, Иссахар?

— По-моему, это совершенно ясно, и все же уточню. Великий царь сказал мне в зале своего золотого дворца в Иерусалиме: «Попечение о теле моего внука, о его безопасности я препоручил сопровождающим вас воинам. На тебя же, левит Иссахар, его наставник, я возлагаю попечение о его душе, обязанность куда более высокую и трудную. Оберегай его, Иссахар, от столь соблазнительных чужеземных верований и нашептываний чужеземных богов, но пуще всего оберегай от чужестранок, поклоняющихся Баалу, ибо ведут они в геенну огненную, и те, кто входит в сии врата, оказываются в Тофете [266] Тофет — место около Иерусалима, где в жертву Молоху приносили детей; также — ад, преисподняя. ».

— Все, сказанное моим дедом, как и всегда, исполнено мудрости, но я все же не понимаю…

— Тогда буду говорить без обиняков, принц. Как случилось, что ты очутился наедине с этой искусительницей-колдуньей, поклонницей демоницы Баалтис? Ведь ты не должен снисходить до общения с ней, за исключением разве что обмена обычными светскими любезностями.

— Значит, мне запрещено, — возмущенно заговорил Азиэль, — беседовать с дочерью хозяина, девушкой, которую мне посчастливилось спасти от гибели, о здешних обычаях, о таинствах поклонения.

— Таинства поклонения! — пренебрежительно воскликнул Иссахар. — Таинства поклонения ее прелестному телу, дивному белому сосуду, хранилищу скверны, — стоит только пригубить — и вера поколеблена, душа отравлена! Так это таинства поклонения побудили тебя, принц, нагнуться к этой женщине, так, будто ты собирался лобзать ее, со словами любви, если не на устах, то в сердце. О, служительницы Баала весьма искусны в колдовстве: они наделены множеством губительных даров и мудростью, внушенной им демоном. Легкими прикосновениями, вздохами, взглядами уме ют они разжечь молодых людей, чтобы в кипении страстей утопить все их угрызения совести; в этом искусстве у них поистине превеликий опыт.

— Нет, принц, выслушай правду, — продолжал Иссахар. — До нынешнего вечера ты никогда не видел этой женщины, но едва ты ее увидел — и твоя кровь вся пылает, ты уже любишь ее. Скажи, что я не прав, поклянись своей честью, и я тебе поверю, ибо знаю, что ты не лгун.

После короткого раздумья Азиэль ответил:

— У тебя нет права допрашивать меня, Иссахар, но, если уж ты взываешь к моей чести, буду откровенен. Не знаю, люблю ли я эту женщину, которую я и в самом деле увидел лишь вчера, но не буду скрывать, что мое сердце тянется к ней, точно цветок к солнцу. Да, до вчерашнего дня я никогда ее не видел, но, когда в той проклятой роще передо мной впервые предстало ее лицо, у меня было такое чувство, будто я родился на свет лишь для того, чтобы встретиться с ней. Такое чувство, будто я знаю ее многие века, будто она всегда была моей, а я — ее. Разгадай эту тайну, Иссахар. Что это — неужели всего лишь страсть, порожденная молодостью и внезапным появлением прелестной женщины? Нет, не может быть, я знавал женщин не менее прелестных и уже не раз проходил испытание этим огнем. Ты человек старый и мудрый, хорошо изучил людские сердца, скажи же мне, что за волна захлестнула мое сердце.

— Что за волна, принц? Ты околдован, попал в западню, поставленную Вельзевулом для того, чтобы завладеть твоей душой; поддайся искушению, и не только твое тело будет ввергнуто в геенну огненную — там же навсегда окажется и твоя душа. Я опасаюсь за тебя, сын мой, ибо получил предостережение во сне. Слушай же! Минувшей ночью, когда я лежал в шатре на равнине, мне приснилось, будто тебе угрожает какая-то великая опасность, и я помолился во сне, дабы мне была открыта твоя судьба. И в ответ на свое моление услышал глас, которые рек: «Иссахар, ты хочешь узреть будущее; знай же, что тот, кто столь дорог твоему сердцу, воистину пройдет через печь огненную. Понуждаемый великой любовью и состраданием, отринет он свою веру и за грех этот заплатит не менее великим горем и смертью».

В глубоком смятении духа я стал молить Небеса, дабы спасли они тебя, сын мой, от неведомого искушения, но глас опять рек: «Двоих, неразделимо слитых с самого начала, можно разлучить лишь по их доброй воле. Пусть и в счастье и в горе помогают они друг другу спастись. Конечная цель ясна, но дорогу должны выбрать они сами».

Пока я раздумывал, что означают сии темные прорицания, мрак разверзся — и я увидел тебя, Азиэль: ты стоял среди деревьев, и к тебе с протянутыми руками приближалась закутанная в покрывало женщина, чье чело увенчано золотым луком Баалтис. Вокруг тебя бушевало пламя, — и в этом пламени я увидел много, давно уже мной позабытого, увидел и Царя Смерти, который разил и разил всех без пощады… Проснулся я с тяжелым сердцем, зная, что на меня, так тебя любящего, пала тень Рока.

В наши дни любой просвещенный человек отмахнулся бы от полу бредовых сновидений Иссахара, посчитав их эфемерными порождениями расстроенного рассудка. Но Азиэль жил во времена Соломона, когда его единоверцы в своих поступках руководились пророчествами, в уверенности, что Яхве являет свою божественную волю через сновидения и чудеса, а также возглашает ее устами провидцев. Этой веры мы, в сущности, держимся до сих пор, по крайней мере, обращаясь к событиям и людям того времени, ибо не подвергаем сомнению, что Исайя, Давид и им подобные были вдохновлены свыше. Одним из них был и левит Иссахар. С самой юности по ночам с ним беседовали таинственные голоса; он часто обращал свои предостережения и обличительные речи к царям и народам, убежденно предупреждая их о последствиях грехов и идолопоклонничества, о грядущем возмездии. Его воспитанник и ученик, Азиэль хорошо знал это и не отвергал сновидений, как нечто незначительное, тем более достойное насмешки, и, склонив голову, внимательно слушал.

— Для меня высокая честь, — сказал он смиренно, — что судьбой моей бедной души и тела озабочены вышние силы.

— «Бедной души», говоришь ты, Азиэль?! — возмутился Иссахар. — Твоя душа, о которой ты отзываешься столь легкомысленно, в глазах Господа обладает не менее высокой ценностью, чем душа любого херувима в Его чертогах. Падшие ангелы были первыми и самыми великими из всех, и хотя в наказание за прегрешения наши мы облачены ныне в бренную плоть, мы вновь обретем искупление и славу среди самых могущественных из их сонмов. Умоляю тебя, сын мой, отврати лицо свое от сей женщины, пока еще не поздно, иначе ты обречен пить горе из кубка ее уст, а твоя душа будет низвергнута в ад поклонников Ашторет.