Генри Хаггард - Избранные произведения. II том [Компиляция]

— Не тревожьтесь, принц, — спокойно, без всяко обиды ответил Метем. — Я выполню это поручение и дружеских побуждений, не из корысти. Весь риск мой, а выгода — или убыток — ваши.

Через час финикиец уже стоял у дворца богов и, сославшись на позволение правителя города Сакона, потребовал, чтобы его пропустили к госпоже Баалтис, которой он, мол, хочет продать превосходные священные золотые статуэтки. Разрешение было дано, и старшие жрецы провели его по бдительно охраняемым коридорам в личные покои жриц. Элисса ожидала его в длинном, низком зале с кедровыми колоннами, пахнувшем благовонным деревом и богато украшенном золотом.

Она сидела одна в дальнем конце зала, прямо под окном, облаченная в церемониальное платье, богато расшитое эмблемами луны. Ее служанки — кое-кто из них занимался рукоделием, другие лениво перешептывались — сидели у самого входа.

Метем поздоровался с ними, они задержали его расспросами о новостях, не слишком утонченными шутками и просьбами подарить им драгоценные украшения в обмен на благословения богини. Для каждой из них он нашел подходящий ответ, ибо не терялся даже в разговоре со жрицами Баалтис. Его острые глаза подметили, однако, что одна из женщин не принимает в этом живом разговоре никакого участия. В худой, с тонкими, поджатыми губами женщине он узнал Месу, дочь опочившей Баалтис, которая стремилась занять освободившийся престол, но вынуждена была уступить его Элиссе.

Когда он вошел в зал, Меса сидела на полотняном стульчике в стороне от остальных; подперев подбородок рукой, она недобрыми глазами смотрела на Элиссу. Не смягчилось ее лицо и при появлении тороватого купца; она хорошо знала, что это он своими хитростями и прямым подкупом добился избрания ее соперницы.

«Опасная женщина», — подумал Метем, когда, отделавшись наконец от докучливых жриц, он прошел мимо нее. Подойдя к Элиссе, финикиец преклонил колени и притронулся лбом к ковру.

— Встань, Метем, — сказала Элисса, — скажи, что тебя привело ко мне, только покороче, ибо близится час вечерней молитвы и я не могу долго с тобой беседовать.

Выкладывая свой запас статуэток, Метем видел, что лицо ее печально, а глаза полны неизъяснимого страха.

— Госпожа, — сказал он, — послезавтра вечером я уезжаю из вашего города и очень рад, что покидаю его живым и невредимым. Я принес тебе четыре бесценных статуэтки превосходнейшей тирской работы, надеюсь, ты соблаговолишь купить их для служения богине.

— Ты оставляешь город? — спросила она. — Один?

— Нет, госпожа, не один, со мной едет святой Иссахар, эскорт принца Азиэля и сам принц, чье дальнейшее пребывание в Зимбое признано нежелательным. — Он замолчал, видя, что Элисса едва справляется с волнением, и шепнул: — Держи себя в руках, за нами наблюдают. У меня есть к тебе письмо… Госпожа, — продолжал он громко, — если тебе угодно будет осмотреть одну из этих драгоценных статуэток при дневном свете, ты не будешь колебаться и цена уже не покажется тебе чрезмерной. — И с низким поклоном он зашел за трон, куда за ним последовала и Элисса.

Теперь они стояли лицом к окну, скрытые от любопытных глаз высокой позолоченной спинкой трона.

— Вот, — сказал он, вкладывая ей в руку пергамент, — прочитай быстро и верни.

Она схватила свиток и пробежала его глазами строку за строкой; ее лицо сильно помрачнело, а губы побелели от сдерживаемой боли.

— Держись! — прошептал Метем, ибо его сердце дрогнуло от жалости, — для всех будет лучше, если он уедет.

— Для него, может быть, и лучше, — ответила она нехотя возвращая письмо, которое не посмела оста вить у себя, — но что будет со мной? О Метем, что будет со мной?

— Госпожа, — грустно произнес он, — у меня не слов, чтобы уврачевать твою печаль, скажу только, что такова воля богов.

— Каких богов? — яростно спросила она. — Уж и тех ли, которых мне велят почитать? — И, задрожав, она добавила: — Сжалься, Метем. Если ты хоть когда-нибудь любил женщину или был любим, сжалься надо мной — ради той, другой. Я должна проститься с ним и только ты в силах мне помочь!

— Я? Каким образом, во имя Баала?

— Когда вы уезжаете, Метем?

— Послезавтра вечером, на восходе луны.

— Тогда за час до восхода я буду в храме, куда можно пробраться потайным входом прямо из дворца, а он сможет войти туда через маленькую калитку, которую я оставлю незапертой. Пусть же он придет — чтобы мы могли повидаться в последний раз.

— Госпожа! — запротестовал он. — Это чистейшее безумие, я отказываюсь, найди себе другого посланца.

— Безумие это или нет, такова моя воля, и не смей мне перечить, Метем; я госпожа Баалтис и обладаю правом казнить без каких бы то ни было объяснений. Клянусь, если я не увижу его, тебе не выбраться живым из этого города.

— Аргумент чрезвычайно веский и убедительный, — задумчиво произнес Метем. — Я уже приготовил для себя высеченную из скалы гробницу в Тире и не хотел бы, чтобы мой резной саркофаг из лучшего египетского алебастра валялся никому не нужный или был продан за бесценок какому-нибудь ничтожеству.

— Так оно и будет, если ты не выполнишь мою волю, Метем. Запомни — за час до восхода луны, у подножия столпа Эла во внутреннем дворе храма.

Метем вздрогнул: его чуткий слух уловил какой-то шорох.

— О божественная царица, — заговорил он громко, возвращаясь на прежнее место, перед троном, — ты очень несговорчивая покупательница. Если бы таких, как ты, было много, бедный торговец не смог бы заработать даже себе на пропитание. А вот женщина, которая знает цену таким бесценным произведениям искусства. — И он показал на Месу, которая со сложенными на груди руками, потупив глаза, стояла в пяти шагах от трона — настолько близко, насколько позволял обычай. — Госпожа, — продолжал он, обращаясь к ней, — ты слышала, какую цену я прошу; разве она слишком велика?

— Я ничего не слышала, господин. Я стою здесь, ожидая, пока моя святая повелительница вернется на трон — хочу напомнить ей о приближении часа вечерней молитвы.

— Как жаль, что у меня нет такой милой подсказчицы! — воскликнул Метем. — Тогда я терял бы меньше времени. — Но про себя он подумал: «Она что-то слышала, надеюсь, не все», — Рассуди нас, госпожа, — произнес он вслух. — Неужели пять десять шекелей — чересчур высокая цена за статуэтки, освященные и опрысканные детской кровью верховным жрецом Баала в Сидоне?

Меса подняла холодные глаза и осмотрела статуэтки.

— По-моему, цена и впрямь чересчур высокая. Но пусть госпожа Баалтис судит сама. Кто я такая, чтобы решать за нее?

— Я воззвал к оракулу, и оракул высказался против меня, — сказал Метем, ломая руки в притворном сокрушении. — Ну что ж, делать нечего. Царица, ты предложила мне сорок шекелей, и за сорок шекелей, во имя святых богов, я уступлю их тебе, хоть и теряю десять шекелей на этой сделке. Прикажи казначею, чтобы он выплатил мне завтра деньги. Всего доброго. — И, коснувшись лбом пола, он поцеловал полу одежды Элиссы.