Дочь 2 - Дочь кн [си]

– Если бы я знал, что плети помогут вернуть упущенное время…, - и тут же, без перехода и в той же интонации: – Ключ отдай.

Хрийз торопливо протянула ключ.

– Вон отсюда.

Хрийз брызнула прочь, не разбирая дороги. Очнулась примерно через километр только. Волосы растрепались, в боку кололо и дыхания не хватало. Девушка понимала прекрасно, что очень дёшево отделалась. Вот это вот «достойна плетей» прозвучало по-настоящему страшно. Запоздалый испуг прокатился по спине липким ужасом. Пришлось остановиться, упереться рукой в ближайшее дерево и переждать, покуда сердце не успокоится.

Толстая, в морщинах и трещинах, кора толстого ствола старого вяза принесла неожиданное успокоение. В глазах прояснилось, нервная дрожь потихоньку сошла на нет, оставив после себя противную слабость.

Хрийз отёрла об одежду влажные ладони и побрела к себе. Возвращаться обратно в Сосновую Бухту было не на чём: последний рейсовый катер давным-давно уже ушёл. Значит, придётся заночевать в Жемчужном Взморье. И надеяться только на самый ранний утренний рейс. Может быть, катер не станет задерживаться, как в прошлый раз…

Она согрела себе горячего счейга, долго приходила в себя над остывающей кружкой. Оживала, осознавая, по какому краю сейчас прошла. Потом разобрала постель и постаралась уснуть; получилось не сразу.

Снился ей сон.

Глухое болото с кривыми чахлыми деревцами, густой туман, обнимавший редкие кочки, алые ягоды на чёрных ветвях,коварные топи, подёрнутые яркой зеленью, влажный сырой запах затхлой воды, жаркая влага неподвижного воздуха, далёкое редкое уханье филина…

Надо было развести костёр, и Хрийз, в жизни не сложившая ни одного костра самостоятельно, занялась работой с той уверенностью, какая бывает лишь во сне. Влажные стебли рогоза и кривые сучковатые ветви заниматься не хотели, пришлось распечатать артефакт Света, подаренный госпожой Весной в начале лета,когда покупала стеклянную пряжу на деньги старого Црная. Огонь получился на славу: ослепительно-белый, яркий,тёплый и на удивление уютный, почти домашний. Но Хрийз не обманывала себя. Она знала, чувствовала, понимала, к какой громадной мощи обратилась сейчас. Свет Изначальный, одна из великих сил Триединого потока, это вам не шутки.

Мир колебался, плыл, пузырился туманом. В руках сами собой возникли вязальные спицы из набора альмастера Ясеня. Петля за петлей нанизывался ряд, ряд за рядом уходиа вниз и вдаль широкая лента золотой стеклянной нити. Огонь бросал на неё белые блики,и свет застревал в золотой глубине алмазными искрами.

– Что же вы полезли один в такое гиблое место, - выговаривала Хрийз, не поднимая глаз от вязания. – Не подумали? А еще флотом командуете.

Собственный ворчливый тон не удивлял, казался естественным. Но ведь это же сон, правда? Во сне всегда всё наоборот. Самое невозможное – возможно во сне.

сЧай молчал, смотрел в сторону, Хрийз не видела его лица. Зато видела страшные раны на спине и боках, будто кто-то взялся жевать господина Командующего, но потом отчего-то выплюнул. По доброй воле или не совсем, неважно. Тёмная кровь не сворачивалась, а продолжала истекать, обволакиваясь в туманном воздухе сияющим паром. Хрийз починила разорванную рубашку,которую сама же когда-то связала, отдала. Рубашка скрыла раны и остановила кровь. Но за пределом Света, щедро льющегося из маленького костерка, появилась тень.

Тень пугала. Она была слишком быстра, слишком текуча и стремительна, а ещё казалось, будто сквозь неё смотрит холод и мрак самой Тьмы, ещё одной изначальной силы из высшей Триады. Если бы только Тьма умела осознавать себя и принимать бренное обличие.

– Поди прочь, – глухо, с яростной ненавистью, сказал было сЧай, но голос его прозвучал слишком тихо и слабо, туман глушил любые звуки.

– Мне решать, – голосом и тоном госпожи Весны сказала Хрийз.

Она сама обратилась к страшной тени:

– Подойди. Погрейся у нашего огня, неумершая.

Из тумана сгустилась человеческая фигура. Девочка-моревична, Дахар Тавчог, шагнула к огню, присела на корточки и протянула к живому пламени озябшие руки.

– Теперь всё правильно? – спросила Хрийз у неё.

– Теперь – да, – ответила Дахар, показывая в лёгкой улыбке кончики клыков.

Она перетекла – иначе не скажешь! – поближе,и вдруг опустилась на одно колено, взяла руку Хрийз, поцеловала запястье. Девушка не дёрнулась, она знала – ведь это же сон, всего лишь сон! – что так надо. Ледяная сила неумершей oкатила как ливневой заряд. Болото полыхнуло громадным, страшным, всесокрушающим Светом. Вспыхнула и проявилась связанная сеть, – Хрийз удивилась, когда успела связать столько? Или сеть уже была до неё? Золотая дорожка протянулась от костра в изумрудный закат…

– Идите, – сказала Хрийз.

– А ты?

– Со мной ничего не будет. Идите.

– Не бpошу…

Закат начал угасать, дорожка таять. Снова начал опускаться тяжёлый, жаркий туман. Время подпрыгнуло и понеслось вскачь пo ухабам и кочкам, Хрийз почти физически ощутила, как растворяется в ничто последняя возможность.

– Уходите!

– Я помогу, – Дахар тенью скользнула вперёд, взяла сЧая за руку. – Пойдёмте, командир.

Они ушли вместе, рука в руке, сЧай несколько раз оглядывался, а Хрийз держала им Путь, держала, насколько могла, с отчаянием ощущая, как заканчиваются силы, какой неподъёмной становится взятая на себя ноша, как режет руки натянувшаяся до предела золотая нить. Её надо было вязать дальше, несмотря ни на что и вопреки всему, но пряжа закончилась прежде, чем подоспела пора завязать последний узелок. И тогда Хрийз потянула светлые нити с собственных рук…

Вздрогнула и проснулась. Яростный рассвет бил в глаза, рождая в затылке чудовищную боль. Девушка со стоном села, обхватив голову руками. Ну,и сон! Лучше бы вовсе не спала!

Внезапно девушка увидела собственную одежду, брошенную на спинку стула. Любимая туника с золотой стеклянной нитью оказалась распущена наполовину,и нигде от неё не было нитей, как корова языком их слизнула.

И, судя по солнцу, стоявшему слишком высоко, на первый утренний рейс Хрийз безнадёжно опоздала…

Если ты уже опоздал, то торопиться бессмысленно. Хрийз прибралась в комнате, аккуратно разложила вещи по коробкам. Предстоял переезд, девушка не хотела превращать его в катастрофу. Потом взялась чинить испорченную во сне тунику.

Никакой это был не сон, Хрийз уже поняла. Что-то другое. Странная смесь яви и нави, Дахар бы объяснила, если бы можно было призвать её к ответу. Вот ведь упырица проклятая! Она – знала! Когда говорила о ранах сЧая, знала, что последует за этим. Язык болтливый? Ха! Какой угодно у неё язык, но точно не из тех, что шлёпают без дела.