Г.Ярцев - Цой жив ещё...

Шумшь, голос Матери прорвался к разуму и восторжествовал в голове. Услышав ее, искатель на секунду потерял равновесие и едва не сорвался в бездну, на дне которой толстым слоем плыл туман. Снмай.

Цой повиновался и освободился от обуви, уложив ее в ранец. Прохладное покрытие моста леденило ноги. Мост явно не был приспособлен для хождения и переправ. Люди адаптировались, как и всегда.

— Куда мы идем?

Позже. Млчи. Тжело скрвать вас.

На том конце моста путников поджидало пульсирующее синеватое свечение.

Миновав пещеру со спящими на сводах крылатыми тварями, вышли в телескопическое помещение, изнури походившее на высоченную башню. Бирюзовые проломы света на стенах огибали множество ниш, и каждое углубление хило подсвечивалось, храня в себе невообразимые предметы самых разных форм и размеров, но все, как один — черные и несравненно опасные на вид застыли внутри, будто в невесомости.

Цой узнал в них оружие без помощи Матери.

Водил по поверхности руками, пытаясь понять, как открыть, но останавливался всякий раз, встречая сопротивление. Запахи, насылаемые Матерью, сглаживали углы неприятия, и мысли переставали казаться обрывистыми — понимать ее составляло все меньше и меньше труда. Пришло осознание того, почему предметы огорожены от рук и прочих конечностей непроницаемым стеклом: перед глазами распростерся невероятных размеров атлас, усеянный тысячами огоньков; один горел так ярко, что искатель невольно ощутил тоску и непреодолимое желание вернуться туда. Чужак узнал о множестве миров, чье устройство сильно разилось друг от друга. То, что покоилось в нишах, действует в них иначе: где-то, как задумано, где-то сверхразрушительно, а где-то не работает вовсе, и для каждой группы миров некто создал максимально эффективный тип.

— Этим собирались делиться? — оглядывая храм, культивирующий оружие, спросил Цой, и по телу прошла волна неприятия.

Нет.

— А это что? — спросил, держа в руке жезл.

Инстрмент.

— И что им чинить?

Он разрушает, так в понимании Матери звучала смерть.

— Здесь столько всего, — ощущал мощь, исходившую из башни, — зачем нужен он?

Мать объяснила, что в каждом из известных миров острое, колющее и режущее неизменно остается острым, колющим и режущим. Универсальный инструмент.

Цой бегал глазами туда-сюда и, не переставая, без конца, инстинктивно пытался отыскать ее облик, когда заметил треснувшую нишу. Подобрался и с трудом просунул внутрь руку. Поранившись, вынул черный диск с отверстиями для трех пальцев и острой режущей кромкой. Спиной ощутил присутствие и тяжелый взгляд девочки; напуганная до смерти, но не им, а тем, что сжимал в руке. Глядя на нее, поместил на место. Сам не понял, как активировал механизм, вызвавший серпообразные лезвия, на раз отсекшие ему пальцы. Одернул руку, подавляя крик боли. Дыхание участилось, и накатила волна спокойствия. Доставал кончики пальцев по одному и приставлял на место; срастались медленнее обычного. Впредь решил не испытывать удачу.

Малая с сильным испугом наблюдала за процессом, а когда все срослось и от ран не осталось и следа, расслаблено выдохнула и зачем-то принялась наматывать круги вдоль стен башни; исцеление ее совсем не удивило — ерунда в сравнении с тем, что мог делать быстро бегающий человек.

— Говоришь, тебя вырастили.

Да.

— Кто?

И вновь вопрос остался без ответа. Опять умалчивает, подумал искатель.

— И мысли читать не умеешь?

Нет. Этому не учили.

Кто же они такие, безрезультатно гадал чужак. Был уверен в одном: умели летать. Цой без особого труда мог дотянуться до первого и второго ряда ниш, но остальные уходили так высоко, что разобрать их не хватало даже зоркости глаз. Тут не обойтись без крыльев или чего-то похожего. Последовало объяснение, но не то, которого он ждал:

Мы думаем запахами, вы — мыслями. Мысли — химический процесс. Запхи воздействуют, и ты понимаешь меня на уровне ассоциации, интуиции и интерпретации.

— Ты меня слышишь?

Да.

— И чувствуешь?

Да.

— Как?

Ты ощущаешь жука, ползущего по телу.

— Да, — искатель содрогнулся от крупной дрожи, что прокатилась с головы до пят.

Ты — жук.

— Тогда почему не заговорила, когда я вошел?

Не могла найти ключ — язык, на ктором ты мыслишь. Ты молчал. Слала китайский, испанский, английский, русский и множество других. Забытых. Вакхра — так Мать называла наебаб, — вытесняли и подавляли мои запахи своими. Заслонили тебя. Твои мысли. Пыталась позже, но мысли твои трясло. Мешала рана и пыль.

— Языки, — проговорил искатель. — Откуда ты их знаешь?

Научилась у них. Говорили на разных. Но. Объединили в один, безупречный.

— Почему назвалась Матерью?

Так тебе проще принять мою Сущность.

— Ты родила всех этих тварей? И ее? — кивнул на девочку, чья кожа с каждым новым кругом все обильнее покрывалась каплями пота.

Нет. Не мои.

— Значит, ты не Мать.

Родить много ума не надо. Вырастить — вот что важно. Я. Мать.

Цой перевел взгляд на Малую, которая прекратила бегать и теперь сосредоточилась на ритуале с отжимом воды в панцирь.

— Ты сказала, я был здесь. Когда? — вскружилась голова, он будто потерялся в месте, которого не знал, не мог представить и понять. Время — форма, чуждая Матери.

Вы придумали Время. Ограничили себя им. Постоянно спотыкаетесь.

— Ладно, — ответил Цой и задал вопрос иначе. — Сколько поколений детей ты вырастила? — руки охватил мышечный спазм; пальцы на левой ладони с болью распрямились и растопырились, а на правой — загнулся большой палец. Девять. Девять поколений прошло. — И ни разу не бывали снаружи? — перед глазами вспыхнула яркая вспышка, а через секунду взор затянуло беспросветным мраком. Было несложно догадаться, что бледнолицые ослепнут, если увидят палящее Солнце.

— Я был здесь до них?

Ответ пришел не сразу. Вспоминала.

Вы были между первым и вторым. Рождены не здесь.

Цой не устоял на ногах и осел, пытаясь примириться со знанием того, что ему, возможно, семь сотен лет. Спросил об этом Мать, но ей нечего было ответить. Она, не понимающая времени, могла многое напутать. Чужака трясло, бросало то в жар, то в холод от одной мысли о том, сколько всего он позабыл, если в памяти отложились только последние шесть лет.

— Ты сделала меня таким?

Нет.

— Но знаешь, каким я был?

Знала.

— Может быть, ты знаешь, откуда у меня эти шрамы?

Нет. Не вижу тебя, но чувствую.

Ролл на груди пропиликал, но искатель, желая разобраться в себе, машинально провел по нему пальцем, заставив умолкнуть. Вмешалась Малая — ее так просто не выключить, если только хорошенько не приложиться рукой по голове, но Цой не мог позволить себе поднять руку на ребенка, тем более — девочку, чье миловидное лицо необъяснимо взывало к добру.