Самый тёмный час

- Единичка, движуха справа сто от вашей позиции… три… нет, пять карандашей! Чёрт, двойка, на шесть часов, удаление пятьдесят!.. Тройка, вас обходят, справа сорок пять! Ориентир- поваленный фонарный столб, шесть целей!..

- Угрюмый, никого не вижу, уточни ориентир!..

Сняв ноктовизор, я глянул на экран тактблока и понял, что сейчас повторяется история предыдущей группы. На карте вдруг появилось более десятка квадратных пиктограмм, которые брали в кольцо подгруппу Улюкаева. Определив где находится командир, амеры отсекли его от остальных, которым тоже приходилось несладко. Ещё два десяток пиктограмм отрезал второй подгруппе путь на соединение с окружаемой пятёркой Улюкаева. Перекрывая свист ветра, послышалось чёткое эхо перестрелки, ухнуло один за другим два взрыва. Сверху дробно застучал пулемёт Угрюмого.

- Воротник – единичке, под крылом «птички» сильный свет… Пятнадцатый квадрат, левее ориентира семь!.. Бля, вашу ж мать!.. Птичка падает, теряю управление!..

Воротник засёк какой-то большой всплеск радиообмена, который даёт только стационарная станция спутниковой связи, похоже мы нашли то, что искали. Значит, я всё-таки оказался прав и амеры никуда из города не уходили. Вдруг мигнул и погас экран тактблока, пропала короткая связь. Одновременно ожили развалины в переулке слева. Протерев линзу прицела и перехватив автомат поудобнее я замер, нужно подождать.

-… Ропша, отзовись!..

Глушили только общий канал, короткая связь с подгруппой восстановилась через доли мгновения. Уже выцеливая первую из смутно виднеющихся впереди фигур , я пробормотал:

-Здесь я… Гости слева сто пятьдесят, ориентир – собачий хвост.

Некоторые остовы машин Зингер прозвал странно, скрючившаяся от сильного жара легковушка была названа снайпером «собачий хвост», непонятно почему. Угрюмый отозвался тут же, в голосе пулемётчика слышалось неподдельное облегчение:

- Удержишь?

Тени понемногу оформились в десяток сгорбленных фигур, которые разбившись на пары короткими перебежками двигались к парковке. Не выпуская рукоятки оружия, другой рукой я нащупал коробочку подрывной машинки и передвинул торцевой переключатель в положение «включено». Пытаться сосчитать приближающиеся фигуры было делом бесполезным – ветер усилился и снежная крупа стояла в воздухе сплошной стеной. Всё что я мог различить, это пляску призрачных теней в зелёном свете ноктовизора. Не отрывая взгляда от рывками передвигающегося противника, я тихо ответил:

- Десять минут, не больше.

- Отлично… наших зажали у второго блока гаражей, отрезали от выхода. Попробую сбить передовой заслон, Может командир догадается пойти на прорыв…

На такое решение Улюкаева я надеялся слабо. Группа угодила в классическую западню амеровского дозора. Скорее всего, они передвигались по старым подземным коммуникациям и охраняли подходы к некоему укреплённому пункту, оборудованному устройством дальней связи. Ребятам уже не вырваться, их участь решена. Сейчас важнее добыть блок с записями беспилотника и попытаться выйти из города. Это тоже будет непросто, но небольшой шанс всё-таки есть. Загвоздка в том, что командую тройкой не я, а Угрюмый. Давить нельзя, нужно попробовать убедить. Но сначала, разберёмся с гостями на парковке. Дождавшись, пока неясные тени минуют остов какого-то микроавтобуса и окажутся точно в секторе всех четырёх мин, я до упора вдавил обрезиненную кнопку на пульте подрывной машинки. Клубки огня и дыма мгновенно вспухли и опали, породив визг разлетающихся роликов и просто мусора и застывшей земли. Отложив машинку и перехватив «калаш» освободившейся рукой за стылое цевьё, я стал методично ловить в прицел мечущиеся по парковке фигуры. Звуков самих выстрелов было почти неслышно, только громко лязгал затвор, да глухо цокали по бетону стрелянные гильзы. Двенадцать раз я выстрелил и ни разу не промазал, мои пули безошибочно находили цель. АКМ привычно отдавал в плечо, словно и не было тех лет, что я не брал любимое оружие в руки. Амеры, контуженные и подраненные пытались отойти, стреляя в проём двери, верно угадав направление откуда к ним приходит смерть. Дважды злыми шмелями пули взрывали щебень где-то у левого плеча, но преимущество первого выстрела всё ещё действовало. Последний из нападавших попытался убежать. Он вскочил и что есть силы побежал, подволакивая правую ногу, иногда стреляя из короткого автомата через плечо. Я поймал спину амера в прицел, но в последний момент некое шестое чувство заставило меня резво откатиться вбок и влево, как можно дальше от той кучи мусора так надёжно прикрывавшей до сих пор. В следующие доли мгновения произошло сразу два события: от развалин угловой пятиэтажки в злосчастном переулке вспухла и опала короткая вспышка огня. Даже во мгле и завихрениях метели было видно, как оттуда в сторону торгового центра потянулся дымный след от реактивной гранаты.

- Умм-ах!..

Взрыв, белым шаром вспух у левого края дверного проёма, осветив на короткий миг всё пространство вестибюля и выкачав оттуда весь воздух. Волна колкого жара, вперемешку с осколками бетона и прочего мусора накрыла меня с головой, заставив на долгий миг исчезнуть все остальные звуки и ощущения. Следом сверху раздался ещё один взрыв, потом посыпалась какая-то труха и в наушнике раздался и тут же смолк пронзительный вскрик Воротника. Превозмогая звон в ушах, я сорвал с глаз погасший ноктовизор и перекатившись в сторону развороченной лёжки вскинул автомат, походя стряхнув с окуляра прицела пыль пополам со снегом. Метель по-прежнему застилала всё впереди и как ни старался, я не мог ничего разглядеть. Выбравшись ползком на лестницу, я с трудом поднялся на второй этаж, заваленный кусками конструкций и оттого плохо просматривавшийся снаружи. Найдя небольшую лазейку в этом лабиринте я выполз туда, где раньше была фасадная стена, а теперь зиял провал в пустоту. Вдруг проявился в общем канале Угрюмый:

- Ропша… ты… отзо…ись!

Не отрывая взгляда от тёмной стены злосчастной пятиэтажки, я коротко отозвался.

- Здесь я, как сам?

- Оглушило… погремушка цела… Воротник…

- Угрюмый, отработай по развалинам правее сто тридцать от восьмого ориентира. Две короткие очереди, потом линяй.

- Прин… сейч…

Предстояло сделать длинный выстрел и «тихарь» тут будет только мешать. Свинтив глушитель и вернув на прежнее место обычный дульный тормоз, я вставил магазин с обычными патронами. Сняв с автомата также и оптику и перекинув планку открытого прицела на двести метров, я поймал в прорезь еле наметившиеся провалы окон единственного уцелевшего второго этажа дома, откуда по нам работало прикрытие упокоенных штурмовиков. Сверху и справа тут же застучал пулемёт, эхо мешалось с затихающими вдали звуками перестрелки у гаражей, наши ещё огрызались. В короткой паузе между двумя очередями Угрюмого, я скорее снова почувствовал, нежели увидел какое-то шевеление в угловом окне второго этажа «хрущёвки». Не медля, я сделал туда один за другим четыре выстрела и ещё два, в проём соседнего с ним. Гранатомётчики молчали, но откуда-то снова прилетела крупнокалиберная пуля, я резко отполз назад, стремясь выбраться из узкой норы как можно быстрее. Спустя долю секунды, в то место где я только что лежал, ударило словно кувалдой, вызвав небольшой обвал из кусков щебня. Снайпер работал скоординировано с гранатомётчиками, его удача в том, что слонобой из которого он так метко палит сейчас, позволяет сидеть за тысячу метров отсюда. При всём хотении, отсюда его не достать. Гранатомётчикам повезло меньше, этих нужда загнала на приемлемую дистанцию и кого-то из них я уработал, иначе они бы уже отозвались. Ползком взобравшись на третий этаж, я увидел Угрюмого, привалившегося к стене за обваленной глыбой перекрытия. Он тоже заметил меня и кивком указал на место рядом с собой. Отрывисто сморкнувшись в рукав. Чтобы заглушить звук, Эдик еле слышно прошептал: