Трофей

- Окончательно свободным человека делает только смерть.

- Вот как. Ты поэтому интересовалась, что с тобой будет и почему ты до сих пор жива?

- Да.

- И поэтому она хотела...

- Да.

- Милые мои, а вы уверены, что там лучше, чем здесь?

- Там свобода, - просто ответила леди Агата.

- А здесь?

- Рабство. Унижение. Боль. Одиночество.

- Вы были в рабстве?

- Десять лет, - она коротко засмеялась, и от этого смеха его пробрало холодом по позвоночнику. - Десять лет, пока был жив этот...

- Муж, - подсказал Лайл.

- Муж, - она снова засмеялась, отрывисто и горько. - Был муж. Теперь вы.

- Унижать и бить не собирался, - признался Лайл честно. - Насчет рабства....

- Лучше молчите, - серьезно попросила она. - Не разочаровывайте меня.

И она сама прикоснулась губами к его губам. То, что было дальше, напоминало пожар в Горьких землях. Пожар в грозу. Две стихии - и кто знает, какая окажется сильнее. Огонь выжигал кровь, и кровь шипела, и вместо крови по венам текла жидкая молния, короткими и острыми разрядами удовольствия стирая все границы, препятствия, смешные моральные принципы, нормы и приличия.

Не враг. Просто мужчина.

Не жена врага. Просто женщина.

Одинокие во всем свете.

Ищущие утешения хотя бы в этом пожаре.

Сильные руки, держащие ее на краю пропасти, а там, в пропасти - безумие, скалящее зубы, жадно облизывающееся. Горячие губы, что-то бессвязно ему шепчущие, уводящие от края отчаяния. Ты не один. Ты не одна. У тебя есть я. Пусть вот так, странно, нелепо, но это лучше чем ничего. Горячка, безумие, пожар, отчаяние, бездна - все отступило, отхлынуло, словно волна.

" Если он сейчас опять назовет меня "милой" этим снисходительно-презрительным тоном, то все". - Думала она.

"Если она сейчас вежливо попросит меня отвернуться, или встанет сама - это все". - Думал он.

- Иди ко мне, милая, - с тихой нежностью попросил он, с облегчением чувствуя, как она неслышно возится, укладываясь у него под боком.

Может, еще и не все.

***

Управлять хозяйством замка и окрестных деревень - это вам не фунт изюма - вот что понял Лайл, в первые же две недели. Механизм управления работал исправно и отлажено, до тех пор, пока не перешел в его руки. Теперь этот механизм поворачивался со скрипом. Сцепив зубы, он все же пытался разобраться что и как, и выходило не очень-то хорошо - в конце концов, он привык к совершенно другому. Дома этим занималась жена с двумя помощницами, здесь же управляющий сгинул без следа, а идти к леди Агате с этим... Все и так было слишком сложно - не привык он к таким сложным материям. Относиться к ней как к жене - он не мог. Как к наложнице - тем более. Как к хозяйке - сам запретил лезть в дела, не идти же теперь просить о помощи!

Днем он ее почти не видел, только изредка ловил на себе ее взгляд - иногда из каменной беседки, где она устраивалась с пяльцами. Иногда чувствовал на себе ее взгляд во время воинских упражнений, когда он с остальными воинами по пояс голый скакал по утоптанной площадке, обливаясь потом. Спина, к слову сказать, зажила очень неожиданно и быстро. Лайл не без оснований подозревал, что тут дело еще и в том, что она сунулась своей окровавленной рукой в его открытую рану.

Ночью.... Ночами, их ночами, они упивались друг другом - молча, без слов, как будто боясь вспугнуть нежданную теплоту и близость. Они почти не разговаривали - с той ночи. Да и о чем? И так все понятно. Она его не любит - и слава богу. Он ее любит как раз за это. Хватит с него жены, которая его любила до беспамятства. Это не помешало ей делить ложе с другими мужчинами, пока он, Лайл, мечом и кровью добывал золото, ткани и драгоценности для семьи и клана.

Люди очень быстро привыкли друг к другу. Его воины привыкли к строгим черноволосым женщинам, которые очень много работали, мало улыбались и могли огреть коромыслом за одну только сальную шутку. Жители замка привыкли к светловолосым мужчинам, постоянно скалящим зубы, покрытым шрамами и не чуравшихся никакой работы. Даже той, которая вроде как воинам не полагается.

Они очень быстро приноровились строить домики, похожие на те, в которых жили местные крестьяне - приземистые, широкие, длинные, добротные. Местные поначалу смотревшие с опаской и настороженно, все же помогали - где-то советом, где-то делом. Жизнь входила в колею. Его воины с нетерпением ждали, когда приедет остальной клан - малочисленный, но крепкий и сильный. Жены, отцы, матери, младшие сестры и братья. И костяк клана - воины, которые довезут свои и чужие семьи в целости и сохранности.

***

Он сразу понял, что это не леди Агата, а вторая. Ну, пусть будет просто Агата, раз она не хочет назвать ему никакого имени. Что поделать.

- Как дела, милая? - привычно спросил он, немного напрягаясь. Ее давно не было видно. Почти два месяца.

- Не жалуюсь, - усмехнулась она, ведя рукой по гобелену. - А у тебя?

- И у меня. Давно тебя не видел. - Осторожно сказал он, садясь в кресло. Агата пожала плечами.

- Я была нездорова.

- А сейчас выздоровела?

- Почти. - Она села во второе кресло и сложила руки на коленях.

- А чем ты болела? - он продолжал этот странный и бессмысленный разговор, сам не зная почему. Наверное, стоило встать и уйти.

- Да так, - туманно сказала она и покрутила пальцами в воздухе. - Твоя осада мне нелегко далась.

- Так вот кто руководил обороной, - усмехнулся Лайл. - А я-то голову ломал.

- Я, - легко согласилась она. - У тебя были сильные маги.

- Это не маги. Артефакты.

- Тогда понятно, - хмыкнула она. - Против лома нет приема, окромя другого лома. А своих артефактов у меня не было.

- Все равно ворота нам открыли, - Лайл пожал плечами.

- Кстати, кто открыл? - небрежно спросила она.

- Кайл, - так же небрежно ответил он.

- Кайл, - задумчиво повторила она. - Я его не видела ни разу с того дня...

- Так я его убил, - Лайл пожал плечами. - Собаке - собачья смерть.

- Он меня предал, не тебя, - заметила она.

- Как тебя предал, так и меня предаст, - Лайл устроился поудобнее, осторожно откинувшись на спинку кресла.

- Ты чувствуешь ложь, или просто хорошо читаешь по лицам?

- Чувствую. Ты ведьма, или маг?

- Ведьма. Потомственная.

- Стихийная? Природная?

- Стихийная.

- Та гроза твоих рук дело?

- Моих.

- Ненавидишь меня?

- Нет.

- Любишь меня?

- Нет.

- Хочешь вина?

- Не откажусь.

***

С ней невозможно было спокойно разговаривать - постоянные подначки, легкие издевки, мелкие шпильки - это злило и смешило одновременно. Она очень быстро менялась - в мгновение ока, и момент перехода от одной женщины к другой был молниеносен и незаметен.

Она больше не возвращалась к тем разговорам - кто хочет от него избавиться. Он и сам прекрасно знал, кто и почему этого желает. Верить отказывался, но умом понимал.