mmmavro.org | День 135, Ад

Сломленные абсолютно, безвольные, покорные люди. Мужчины или женщины – неважно. Результат был для всех один. Конец. Моральное уничтожение. Аннигиляция духа. Домашнее животное. Электрический утюг, послушно включающийся и выключающийся при лёгком касании кнопки. Как правило, всё происходило очень быстро, но иногда затягивалось и длилось довольно долго. Хоть изредка, но случалось и такое. Сутками, даже неделями. Время в этих снах словно останавливалось или замедлялось. Текло как-то иначе, по-другому. Порой Фалеев проводил там целые месяцы, видел десятки и сотни людей; но когда просыпался, то всегда оказывалось, что здесь, в этом, реальном, земном мире прошла всего только одна ночь. Хотя, что значит "реальном"? Там, во снах, всё тоже было реальным. Более чем. Сверхреальным! Это был точно такой же мир. Такой же реальный. И такой же точно жёсткий и безжалостный. Да... Иногда люди держались неделями. Но всё равно конец был для всех один. Ничто. ОНО.

Это был своего рода пароль, кодовое слово, залетевшее неизвестно откуда в мозг Фалееву и накрепко там засевшее. Словно кто-то его ему шепнул, подсказал. "ОНО". Когда человек окончательно ломался, Фалеев всегда невольно произносил его теперь про себя. Всё! ОНО. Это был уже не человек, не личность, не мужчина и не женщина. Это было какое-то безвольное, раздавленное, бесполое существо. Слизь. ОНО. В ОНО превращались рано или поздно все. Мясорубку не выдерживал никто. Ни один. Никто! ОНО. Это было неизбежно, как смерть. Да это и была, по сути, смерть. Духовная. Духовная смерть. Потеря самого себя. Потеря в себе всего человеческого. Всего того, что, собственно, и отличает человека от животного. Чести, воли, достоинства... Превращение в обычное домашнее животное. В пресмыкающееся. В ОНО!

3.

Так прошла неделя. Фалееву, впрочем, казалось, что прошло по крайней мере лет сто, не меньше. Ведь ночи длились у него теперь месяцами. Плюс все эти новые "впечатления". Реки крови, потоки боли, мучений, нечеловеческих страданий, казалось, хлынули ему в душу и затопили её буквально до краёв. Порой ему представлялось, что ещё немного! что если это ещё ну, хоть немного продлится! то он и сам захлебнётся, утонет, растворится в этом безмерном, бездонном и безграничном море мук людских. Безбрежном, волнующемся океане красной, горячей, дымящейся человеческой крови, каждая капля которой – это муки, муки, муки и муки. Чьи-то сломанные жизни, сломанные судьбы… Сломленные воли. Сломленные души! ОНО!! Одно лишь огромное безграничное безликое ОНО.

……………………………………………

И вот в том самый момент, когда Фалееву начало явственно мерещиться, что всё! что он с ума вот-вот сойдёт, не может человек этого всего выдержать! не может!! не может!!! не может!!!! – в этот самый момент всё и кончилось.

Кончилось, впрочем, чтобы снова начаться. Продолжиться. Но на ином уровне. Качественно новом этапе. Кончилось одно и началось другое.

Фалеев стал вдруг проникать, участвовать, видеть – чёрт его знает, как это можно назвать! – ну, словом, ему стали внезапно доступны сексуальные фантазии жертв. Нет, людей больше не мучили у него на глазах. Просто появлялся человек, Фалеев смотрел на него и видел, скажем, Иванову Нину Ивановну, тридцати трёх лет от роду, замужем, мать двоих детей. Спокойную, уравновешенную, добропорядочную женщину, верную жену, глубоко, искренне и предано любящую, даже обожающую своего мужа. А потом щелчок и! ...

Через некоторое время Фалеев почувствовал с ужасом, что он опять тонет. Только теперь уже не в крови, а в грязи. В предательстве, измене, похоти и разврате, диком и необузданном. Казалось, опять воскресли, восстали из пепла древние Содом и Гоморра. Точнее, что они никуда и не исчезали, а просто так и жили всё это время в душах человеческих.

Не было ничего столь разнузданного, до чего бы не додумалась фантазия человеческая, и не было таких запретов и табу, коих бы люди в душе своей с лёгкостью не нарушили; не было ничего чистого и святого, чего бы они с лёгкостью не попрали и не растоптали. Ради наслажденья они были готовы на всё и играючи преступали самые страшные запреты и совершали самые немыслимые и неслыханные, самые чудовищные и жестокие преступления. Они мучили себе подобных, убивали их, пытали, истязали, совокуплялись друг с другом, с животными, со стариками и детьми, с уродами и монстрами, с демонами и богами. Правда, только в фантазиях, в мечтах. Только в мечтах!

Но, во-первых, где грань? если человеку приходит такое в голову, и он получает от этого удовольствие, наслажденье, то где гарантия, что он не осуществил бы нечто подобное и в реальности, будь у него такая возможность? Скажем, пребывая твёрдо уверенным, что об этом никто никогда не узнает. Не страх ли наказания и разоблачения – единственное, по сути, что его удерживает? То есть фактически обстоятельства и причины, совершенно второстепенные и привнесённые. Внешние. Не внутренние отнюдь убеждения, чисто моральные запреты и табу: "нельзя, и всё!", а "нельзя, потому что..." А иначе бы ОНО, пожалуй, и можно. Если бы не это "потому что..."

Вскоре Фалеев буквально ошалел от всех этих безумных и бесконечных оргий и совокуплений всех со всеми, чувства и эмоции у него притупились до такой степени, что он совершенно перестал уже удивляться вообще чему бы то ни было и воспринимал всё, как должное. В души у него словно сгорело всё. Ни-че-го! Не существовало больше ничего. Ни чести, ни верности, ни любви – ничего. Одна только голая, воющая, вечно голодная похоть, рвущаяся из клетки и сдерживаемая лишь стальными прутьями необходимости. И только и ждущая, когда бдительность стражей хоть чуть-чуть ослабнет. Когда прутья хоть немного расшатаются.

Да... Очень скоро этот чудовищный грязевой, селевой поток смысл, стёр с души всё. Даже остатки крови от предыдущего... шоу. Теперь Фалеев даже и не жалел людей. Не поражался нисколько, что все они так легко ломаются. Естественно! А чего от них ждать? Жалкие, похотливые животные с трухлявыми, гнилыми, ничтожными душонками. Потеющие в своих фантазиях, вожделеющие и мечтающие... А-а!.. думать даже тошно, противно до рвоты вспоминать, о чём они там "мечтают и вожделеют"! А внешне ведь все такие чистенькие, благопристойненькие,.. респектабельные! Примерные жёны и матери, отцы семейств. Скоты!! "Tacito mala vota sasurro/ Con cipimus". "Мы все потихоньку бормочем преступные молитвы". Лукан. Какой-то там век до нашей эры. Аминь.

Да. Различать что-либо в этом сплошном потоке крови; спермы, человеческой и животной; пота; в реках слюней, стекающих тоненькими струйками из разинутых в бесконечном экстазе пастей; сочащегося из отвратительных язв и болячек зловонного гноя; в этой грязи! грязи! грязи! – различать что-либо Фалеев перестал очень быстро, всё слилось для него в одно какое-то огромное, серое, мерзкое, смердящее пятно, месиво – но первое впечатление запомнилось. Навсегда. Врезалось в память.