У рыбацкого костра

- Прости, Чебусозеро! Прости, если сможешь, непорядочных людей! Прости и не отворачивайся разом ото всех - ведь не все люди несут с собой только разор!

Я снова шел по тихой осенней тропе. Возле самой тропы то и дело вставали красноголовые крепыши подосиновики. Но я не брал в этот раз грибы - я оставлял их лесу и лесной тропе, которую когда-то, давным-давно, проложил к Чебусозеру рыбак-стара- тель Марк Алексеевич Калинин…

(№ 48, 1988)

Николай Старшинов

Еще очень рано. Солнце не взошло, хотя и высветило уже вершины огромных ветел и тополей, возвышающихся перед избами, и подновленную церковную колокольню.

А я, держа в одной руке удочку, а в другой - банку с червями, пробираюсь по узкой тропинке между нашим и соседским огородами. Стараюсь идти бесшумно. На цыпочках. Чтобы не услышал моих шагов сосед, дед Монахов, которого в деревне все зовут Шишком.

Я очень боюсь его. У него огромная борода, черная и курчавая. Она занимает все его лицо. Из нее видны только нос и глаза. Нос у Шишка багровый, а глаза темные, колючие, хищные.

Спит он все лето в огороде. Постелил себе солому на крышку погреба, устроил постель. Там и в самую жару прохладно, потому что под крышкой все лето хранятся снег и лед, набитые туда еще в конце зимы. А во льду, в протаявших лунках, стоят запотевшие кринки с молоком, а сверху молока такие холодные и вкусные сливки. Попробуешь - аж зубы ноют.

Шишок здесь и отдыхает в прохладе, и молоко сторожит, потому что ребята могут залезть в погреб полакомиться сливками…

Как бы осторожно ни проходил я по тропинке, дед Шишок обязательно услышит мои шаги. Дверь погреба откроется, и из нее покажется страшная черная борода, и колючие глаза деда вопьются в меня… Жутко!…

Я отвожу испуганный взгляд от Шишка и бормочу сверх- вежливо:

- Здравствуйте, дедушка!… - И припускаюсь бегом по тропинке за огороды, под гору, где течет наша речка Сумерь.

И только вижу, как раздраженно отмахивается от меня рукой дед Шишок, и слышу, как мне вдогонку бормочет сердитые, ругательные слова… Но самое страшное уже позади. Я подбегаю к речке, перебираюсь на другую сторону по глиняной запруде, иду тропинкой по зеленому берегу…

Уже взошло солнце. И ледяная роса, которая обжигает мои босые ноги, переливается, сверкает всеми цветами радуги. По дороге к моему любимому омуту я обязательно останавливаюсь в нескольких местах.

Вот у этого, например, поворота речки. Здесь над самой водой нависли кусты ивняка. Я ложусь на траву и осторожно заглядываю под них. Там, в воде, то и дело вспыхивая на солнце, ходит стая крупной плотвы. Она в нашей спокойной речке пугливая и капризная, разборчивая. Ею можно только любоваться - здесь она почти никогда не берет ни на какую насадку. Вот ниже, на течении, берет, а тут - нет. «Заелась», - говорят у нас в деревне.

Насмотревшись на плотву, я продолжаю путь.

Прохожу мимо маленького заливчика (у нас и сама-то речка маленькая, в некоторых местах ее можно даже перепрыгнуть, правда, есть места и пошире и поглубже). Он зарос кувшинками и осокой. Подкрадываюсь к нему бесшумно, потому что знаю: в нем я обязательно спугну щуренка. Он греется у листа кувшинки на солнышке и, заметив меня, стрелой метнется в русло, оставив на поверхности воды воронку и светлые круги…

На ходу я рву щавель и сурепку. Смачно жую их. Они здесь, у речки, сочные и вкусные.

Но вот и мой любимый бочаг. Он со всех сторон зарос ольхой и черемухой, которые сплошь оплетены хмелем. А между ними стеной стоит крапива. Но у меня к воде давно уже протоптаны свои тропинки - к самым уловистым местам.

Речка здесь коряжистая и глубокая. Над самой водой склоняются кусты ивняка. И вода здесь загадочная, темная - солнце сюда и в самую жару не может заглянуть…

Здесь-то и ловятся мои окуни. Они небольшие, с мою ладонь. Но ведь и сам я еще тоже небольшой - мне всего семь лет. И то еще неполных. Только осенью пойду я в школу, в первый класс…

Удочка у меня вся самодельная. Удилище - из орешника. Леска - обычная швейная нитка с обычной катушкой. Крючок - из стальной проволоки. Поплавок - из сосновой коры. Грузило - из свинца, который я как-то нашел в сенях.

Я забрасываю удочку поближе к противоположному берегу. Там, под кустом, всегда хорошо клюет. Обычно с первого же заброса поплавок резко погружается и совсем уходит под воду. Надо скорее тащить, потому что окуньки сразу заглатывают крючок с червяком, а потом его никак не вынешь. Приходится терять время. Да и сама рыбка будет помята и быстро заснет…

На этот раз поплавок, не погружаясь, торопливо скользит по поверхности. Я подсекаю… И неудачно… На крючке ни рыбки, ни червяка. А какой там большой был выползок!…

Я снова выбираю самого большого червяка, насаживаю его на крючок и опять забрасываю точно в то же место. Поплавок сразу же скользит по поверхности вдоль берега. Я подсекаю и чувствую: попалось что-то крупное. Уж и не знаю, что руководит мной. Но я беру в пальцы леску и потихоньку, плавно перебирая руками, тяну ее к себе. И вижу, как движется ко мне большая щука. Я даже замечаю, что крючок зацепил ее за нижнюю губу, а червяк, которого она не успела проглотить, развевается сбоку, около жабры.

Я еще осторожнее и медленнее тяну леску к себе и вижу, как щука, словно загипнотизированная, приближается ко мне, не сопротивляясь, и даже, как будто помогая мне, шевелит хвостом.

Так я и подвожу ее к самому берегу. Потом осторожно наклоняюсь, одной рукой держа натянутую леску, а пальцами другой руки что есть сил вцепляюсь в жабры и выбрасываю щуку подальше на берег…

Что со мной делается!

Я забыл и о своей удочке и о банке с червяками. Обняв щуку двумя руками и прижав ее к своей груди и животу, что есть духу несусь в деревню.

Я уже ничего не вижу перед собой. Бегу, сбивая босые ноги о камни и кусты засохшей глины. Чуть не скувыркнувшись в воду, перебираюсь через запруду, весь в поту, задыхаясь, влетаю в гору. Безо всякой осторожности шлепаю по тропинке, идущей между нашим и соседским огородами.

Мне уже не страшно, когда, заслышав мой топот, из погреба высовывается дед Шишок, его черная кучерявая борода, красный нос и колючие, темные, хищные глаза.

Он что-то бормочет мне вслед. Но на этот раз, кажется, что-то одобрительное. Даже его самые ругательные слова, которые он все-таки произносит, звучат совсем по-другому - в них слышатся удивление и похвала…

Я подбегаю к нашей избе и кричу на всю деревню:

- Смотрите, смотрите, какую щуку я поймал!

На крыльцо выбегают моя мать, братья, сестра. Подходят соседи. Даже дед Шишок не поленился - вылез из своего погреба, пришел. Тычет в щуку указательным пальцем: