N/K - Летучий самозванец

Больше шести месяцев Василий ни с кем из девочек не жил, но, прекратив сексуальные отношения, брал их под свою опеку. Многие из выросших и ушедших из приюта девочек были благодарны Самойлову, общались с ним, советовались, просили помощи и всегда ее получали.

- Идиллическая картина, - фыркнула я. - Самойлову следовало присвоить звание «Благодетель десятилетия».

- Есть и вторая сторона медали, - мрачно продолжала Катя. - Не все девочки соглашались на сексуальные отношения. Некоторые категорически отказывались от предложенной чести, и тогда Василий Олегович в гневе избавлялся от них. Самых строптивых отдавали Роману, а тот продавал детей богатым высокопоставленным педофилам, которые в отличие от Василия Олеговича любили грубый секс и насилие. Сутенеру отдавали и детей, которые не нравились Самойлову.

- Потрясающая картина, - возмутилась я. - Конечно, девочки знали: полюбишь папочку - получишь пряник, показываешь характер - считай, ты покойница. Теперь у меня возникло еще больше сомнений в искренности чувств Светы к Самойлову. Глаголева боялась оказаться у Романа, Суханова тоже. Мало ли что взбредет в голову благодетелю, понадобятся новые воспитанницы, вот он и избавится от прежних. Конечно, несчастные девочки клялись в любви к развратнику и мечтали снова очутиться с ним в койке, получить, так сказать, охранную грамоту.

- Василий никогда не обижал бывших любовниц, - вздохнула Катя. - Он…

- …был отличным человеком, - язвительно перебила ее я. - Добрым волшебником, королем, награждавшим за верность, и убивавшим тех, кто его не любит. А ты ему помогала!

- У Самойлова был на меня компромат, - понизила голос Катя. - Не спрашивай какой, не расскажу. Я была его служебной собакой. Да, помогала, но спроси, скольких девочек я спасла от Романа! Что я могла поделать? Только беседовать с подростками, растолковывать им происходящее, объяснять, как следует себя вести в нашем приюте!

Я зажала руками уши:

- Бред! Понимаешь, в чем ты признаешься? Ты толкала девочек в лапы мужаизвращенца!

- В противном случае они бы очутились в когтях педофиловсадистов, - приняла удар Екатерина. - Как мне следовало поступать?

- Обратиться в милицию, - гаркнула я.

Самойлова засмеялась:

- Вынырни из тумана. Клиенты Романа очень богаты и влиятельны, любое дело замнут, уж поверь.

- Что ты за человек! - горько сказала я. - Боялась, что на свет выползут твои личные мерзкие тайны, ради собственной безопасности потакала преступнику. Василий Олегович не один год издевался над детьми. Надо же до такого додуматься - основать приют на потребу сексуальному маньяку!

- Ты ничего не поняла и никогда не поймешь, - возразила Катя. - Наоборот, я спасала девочек. Сколько бы из них умерло в детдомах или пропало без вести после того, как их вытолкнули во взрослую жизнь? А я вручала воспитанницам ключи от светлого будущего!

- В особенности тем, кто попал к Роману, - уточнила я. - Им очень повезло. А теперь посмотри на Свету! Потвоему, она нормальна?

- Я не псих, - зашипела Глаголева. - Это Лизка была с кривой крышей! Ирка ко мне приперлась ночью, говорит: «Суханова оборзела, выгнала меня из каюты, силой вытолкала и приказала: «Молчи, иначе с палубы завтра тебя сброшу, ты плаваешь стилем «топор», вмиг потонешь. Мне надо с папочкой без посторонних поговорить, рассказать ему о своей любви». Я возмутилась! Какого хрена она на себя одеяло тянет! Я папочку люблю больше всех, но мне и в голову не придет так хамить. Ну я и побежала в каюту, где Лизавета без спроса расположилась! Та заорала, а я ей подушку на лицо кинула и прижала! Я не хотела убивать! Ейбогу! Случайно все вышло!

- Ты задушила Суханову, - потрясенно сказала я. - Потом забежала в туалет…

- Меня тошнило, - жалобно уточнила Света.

- …потеряла заколку, - медленно говорила я, - решила замести следы, выбросила красную подушку, притащила черную. Это глупо, но ты почемуто подумала, что количество думок на диване должно остаться прежним. Управилась ты быстро, а потом затаилась в коридоре, увидела, как Катерина спешно убирает все, что может намекнуть на пребывание в каюте Василия Олеговича, и решила свалить свою вину на Самойлову!

Света заколотила кулачками по дивану:

- Она не любила папочку! И Лизка тоже! Он должен был остаться со мной!

Я повернулась к Кате:

- Можешь полюбоваться на дело своих рук! Стокгольмский синдром! Глаголева безумна! Наверное, и Иру она убила.

Светлана потухла, словно задутая ветром свечка:

- Нет, ей правда плохо стало. Я вернулась к себе и рассказала Поповой: «Катя Лизу задушила. Нам надо сказать, что мы обе директрису видели!» А Ирка прям посинела… потом захрипела… я ее еле водой отпоила. Но утром за завтраком она мне нормальной казалась.

Катерина начала ломать пальцы. Света бросилась ей на шею:

- Я не виновата! Я не хотела! Лиза папочку не любила, она боялась, что он про нее забудет и ее Роману отдадут! Простите меня!

Самойлова обняла рыдающую девочку:

- Конечно, солнышко, я с тобой. Больше никому ни слова!

Пока я сидела в каюте Кати, теплоход плыл в сторону Вакулова и, в конце концов, пришвартовался. На причале нас ждали две машины «Скорой помощи» и местные милиционеры, все, как на подбор, пузатые, одышливые, со вспотевшими лбами. Один из них моментально ринулся к Юре и отрапортовал:

- Виталий Матвеевич уже седьмой раз из Москвы звонит, волнуется, ваш сотовый недоступен.

Шумаков, подавив улыбку, ответил:

- Спасибо, вы разрешите мне соединиться с начальством из отдела?

- Не вопрос, - кивнул пузан.

Тела Василия Олеговича и Марфы погрузили в одну машину, во вторую впихнули носилки с Игорем, пассажиры и члены экипажа побрели в местное отделение пешком.

- Мы с Виолой Ленинидовной запрем все каюты и придем следом, - сказал Юра. - Обеспечьте охрану места происшествия.

- Ясно, - подобострастно ответил главный Шерлок Холмс из Вакулова.

Мы с Юрой решили обойти весь теплоход. Я спустилась на нижний уровень, тщательно закрыла каюту экипажа, прошла по коридору до конца и нашла еще одну дверь, без замочной скважины. Я толкнула ее и втиснулась в узкое пространство, пошарила рукой по стене и нажала на выключатель. Скупой Иван Васильевич ввернул в патрон слабую лампочку, но после темноты свет показался мне ослепительноярким. Я зажмурилась, пошатнулась, инстинктивно уцепилась за нечто, весьма удачно оказавшееся под рукой, и удивилась. Полное ощущение, что я схватилась за влажную тряпку. Глаза открылись, я поморгала и… обалдела.

Кладовка оказалась неожиданно длинной. Две ее стены были заняты железными стеллажами с разной лабудой, к третьей, торцевой, крепилась кровать, на которой в странной позе лицом вниз лежал мужик. Неизвестный был одет в мятую рубашку и грязные джинсы, одна его рука безвольно свисала, пальцы мертвеца - а человек, несомненно, был мертв - почти касались пола.