Галина Романова - Внимание: неверный муж!

– Ну! – строго начала Александра, видимо, все еще не смирившаяся с тем, что он поставил под сомнение ее красоту и неотразимость. – Чего корячишься?

– Так я от матери прячусь. Даром что старая, а зрение имеет отличное. – Мужик выбрался из кустов, встряхнулся, как старый ободранный пес, и заискивающе произнес: – Вы тут к Журбиным, я слышал, собрались.

– Допустим. И что тебе с того? – Сашка уже перешла все границы почтительности и тыкала мужику напропалую. Точно не смогла простить.

– Так не нужно вам туда идти-то… – Съежившись под испепеляющим взором Александры, он быстро перевел взгляд на Асю. – Не знают они ничего про девок этих.

– А вы? – осторожно поинтересовалась Ася и быстро погрозила кулаком подруге. – Вы что-то знаете?

– Так… Знать-то я знаю… – Мужик замялся и с надеждой пробормотал: – Но ведь сейчас за так, сами знаете…

– Аська, да он денег просит! – ахнула Александра и решительным жестом показала наглецу отказ. – А это видел?!

– Так я же не много прошу, – заканючил тот. – Мать все заначки забрала. Вам наговорила всякого про меня, а сама же все выскребла. Хоть бы на пару бутылок, а?

Он так проникновенно смотрел на Асю, таким судорожным было поступательное движение его кадыка, что та сжалилась и полезла за кошельком.

– Вот вам полтинник, – протянула она ему купюру. – Но скажете нам все, что знаете. Если информация окажется достойной, получите еще столько же. Устраивает? Да, и не вздумайте сбрехать, как говаривает ваша матушка.

Полтинник мгновенно исчез в заскорузлой ладони, будто его и не было. Мужик несколько раз оглянулся, и по бледности, вернувшейся на его лицо, было заметно, что беспокойство его не притворство. Он и в самом деле боялся. На взгляд же подруг, бояться здесь абсолютно было некого. Даже глупых кур не было заметно в этой умирающей деревне. Что уж говорить о людях.

– Итак, кого вы боитесь? – осторожно начала Ася и достала вторые пятьдесят рублей.

– Родю, кого же еще! – воскликнул мужичок и икнул, опасливо прикрыв рот ладонью. – Он же зверь! Мать-то, она старая, вот и глупая. Она многих вещей не видит, да и не понимает по необразованности своей. Родя, говорит, хороший… А то как же! Он же начал с того, что принялся у старух в деревнях скупать все, что можно. У кого иконы, у кого подсвечник, у кого шерсть тюками. Яйцами тоже не брезговал.

– А у вас что покупал? – недоверчиво оборвала его рассказ Александра, подставляя солнцу бледное лицо.

– У нас? Так ведь нечего у нас покупать. Да и дочка моя однажды его прогнала. Пошел вон, говорит, аферист. Мать сильно на нее за это ругалась.

– Так что там с сестрами? – оборвала его Ася, боясь, что он снова уйдет от темы и они не узнают ничего, способного пролить свет на случившееся.

Мужик дернул шеей и снова оглянулся. Потом понизил голос почти до шепота и произнес:

– Ленку-то он уволок, вот как!

– Как это уволок? – опешила Ася, кое-что знающая о похищении, причем не из третьих рук. – Украл, что ли? А что же Лида?

– Так в том-то и дело, что об этом никто не знает. Никто, кроме меня! – Горечь, прозвучавшая в его словах, наталкивала на мысль о том, что чужая тайна его сильно угнетает и он давно уже готов был за здорово живешь с ней расстаться. Ну, пусть и не за здорово живешь, но все же…

– Это прошлым летом началось. Ленка как-то сразу выправилась, чудо, а не девушка стала. Лидка тоже хороша, но до Ленки ей было далеко. Вот Родя ее и приметил. Я в тот день верши перетряхивал на омуте. Сижу часов с трех после обеда, даже придремал вроде. Слышу крик какой-то. Я из кустов выглянул, а там… – Он замолчал, устремив взгляд себе под ноги, словно воссоздавал в памяти картину прошлогоднего лета. – А там Родя с Ленки лифчик сдирает. Она орать пытается, а он ей, значит, рот зажимает и говорит…

– Так что он ей говорит?! – Сашку наконец-то проняло, и она клещом вцепилась в мужика, стиснув рукав его засаленной фуфайки и совсем позабыв о брезгливости.

– Ты, говорит, будешь делать все, что я тебе скажу. Иначе тебе, говорит, конец. А она головой крутит и хочет заорать, да только он ей рот зажимает. Сверху сам навалился и… грудь ей тискает, значит. – Мужик вдруг засмущался. – А у меня у самого дочка, вот меня и проняло – зашумел я в кустах-то. Выходить, правда, не стал, а зашумел. Он Ленку-то и выпустил. А потом, как ни приедет, так все к ним в дом шастает. Ну, а там бабка да Лидка, он их вроде побаивался. А осенью Лидка вдруг заявляет, что Ленка с ним уехала в город и никому ничего не сказала. Говорит, даже вещи не взяла. Ушла в гости к Журбиным, а оттуда прямиком в город. Вроде видели те, как она к Роде в машину садилась.

– Так что вас смущает-то? – Сашка незаметно для себя снова зауважала мужика и опять обратилась к нему на «вы». – С лета до осени прошел не один месяц, и Лена, может, изменила свое отношение к Хаустову за это время.

– Нет… Не могла она. – Мужик отрицательно покачал головой и с вожделением уставился на деньги в Асиных руках. – Она славная девка была. Это я нарочно говорил про них плохо, чтобы мать не заподозрила. Она же чуть не продала меня Роде. Он тут все выспрашивал летом – кто там, мол, по кустам на речке шарится. А она сдуру и бахнула, что я, мол, рыбу ловил. Еле отвертелся. Вот он всякий раз, как приезжает, с меня глаз и не спускает. Подозревает. А как Ленка пропала, так особенно.

– А что он говорил про то, куда ее отвез?

– На вокзал, говорит. Вроде ее там какой-то малый ждал. Только врет он! Не могла она на вокзал в одной-то курточке да без денег и паспорта. Лидка говорила, что все вещи и документы сестры дома остались. Да и какой такой мог быть малый, если на всю деревню один малый – это я! – Мужичок снова покачал головой, сделавшись донельзя печальным. – Лидка ему вроде поверила. Одно время даже проклинала Ленку. Бросила, говорит, меня одну и уехала за хорошей жизнью в Москву. Но я так думаю, что Родя ее украл.

– А с какой целью? – Ася недоверчиво развела руками. – Зачем она ему? Ну, был у него с ней секс, а потом что? Взял и отпустил, если он, конечно, не серийный убийца!

От ее последних слов всем сделалось нехорошо, а на местного жителя и вовсе сделалось страшно смотреть. Ноги его, и без того согнутые в коленях, будто подломились, и дядька начал оседать на землю. Подруги еле успели его подхватить. Усадили на трухлявый пенек, что торчал неподалеку, а мужик, не переставая их удивлять, вдруг залился слезами.

– Нету Ленки в живых, чует мое сердце. Она бы давно объявилась. Если по бабке душа у нее не болела, то Лидку-то она любила до смерти. Убил он ее, точно убил! – И он снова заплакал.

Ася сунула ему в руку пятьдесят рублей, чтобы хоть немного его успокоить. Но он даже на них не взглянул, продолжая вздыхать и причитать сквозь слезы: