'Иван

Есть намек на намерение Антона Павловича по окончании гимназии (через 2 года) поступить в ЦюL

рихский университет, что видно из письма Александра Павловича к нему от 23 июня 1877 г. (Письма Ал. Чехова, стр. 42).

Он, повидимому, учил только немецкий язык, хотел отправиться в немецкую Швейцарию.

Был стипендиатом таганрогской городской Управы. Стипендия (25 р. в месяц) высылалась неаккуратно.

…с юности заботился о других.

Селиванов, к которому не совсем чистыми путями перешел во владение таганрогский дом Чехова, получил его за 500 рублей.

Чехова каждый год менялось лицо:.

79 г. по окончании гимназии: волосы на прямой ряд, длинная верхняя губа с сосочком.

84 г.: мордастый, независимый; снят с братом Николаем, настоящим монголом. ту же приблизительно пору портрет, писанный братом: губастый, башкирский малый.

В 90 г.: красивость, смелость умного живого взгляда, но усы в стрелку.

92 г.: типичный земский доктор

В 97 г.: в каскетке, в пенснэ. Смотрит холодно в упор. потом: какое стало тонкое лицо! Самый лучший портрет его приложен к книге «Чехов в воспоминаниях современников». Ал. П. Чехову, 20 февраля 1883.

…«Николка шалаберничает; гибнет; гибнет хороший, сильный, русский талант ни за грош… Еще год-два, и песенка нашего художника спета, он сотрется в толпе портерных людей, подлых Яронов и другой гадости… Ты видишь его теперешние работы, что он делает? Делает все то, что пошло, копеечно, а в зале стоит начатой замечательная картина. Ему предложил «Русский театр» иллюстрировать' Достоевского… Он дал слово и не сдержал своего слова, а эти иллюстраI?ции дали бы ему имя, хлеб…» А. П. Чехову, 2 января 1889, Москва.

…«Я прошу тебя вспомнить, что деспотизм и ложь л сгубили молодость твоей матери. Деспотизм и ложь исковеркали наше детство до такой степени, что тошно и страшно вспомнить. Вспомни те ужас и отвращение, какие мы чувствовали, во время оно, когда отец поднимал бунт из-за пересоленного супа или ругал мать дурой. Отец теперь никак не может простить себе всего этого».

А. Харченко, 19 января 1899 г. Ялта. «Многоуважаемый Гавриил Алексеевич! своей жизни он прожил у него была хорошая. Мать, Евгения Яковлевна, обыкновенно проживает у меня. Мать очень добрая, крот Исполняю Ваше желание, сообщаю подробности, касающиеся моей семьи. Начну с отца, Павла Егоровича. Он скончался 12-го октября прошлого года в Москве, после тяжелой операции. Последние годы меня? имении; старость кая и разумная женщина, ей я и мои братья обязаны многим. Что касается братьев, то старший, Александр, ?» служит в Петербурге, второй, Николай, прекрасный художник, подававший блестящие надежды, умер в 1889 г. от чахотки, третий, Иван, образцовый педагог, служит в Москве заведующим Покровско-Басманным училищем; четвертый, Михаил, в Ярославле, начальник отделения Казенной Палаты. Александр, Иван и Михаил - женаты, я холост. Все мы давно повырос-ли, но изменились мало в своих отношениях к тем, кто когда-либо был близок к нам».

«Дядя мой, Митрофан Егорович, умер, его похоронили в церковной ограде в уважении к его особым заслугам».

?

Жизнь его, с детства и

последних лет, была перегружена страданиями, лишениями, тяжелыми трудностями.

?

Чехов жил небывало напряженной внутренней жизнью.

По мнению М. П. Чехова годы 1888-1889 были какими-то необыкновенными по душевному подъему Антона Павловича: «Он всегда был весел, шутил много и без устали работал, не мог обходиться без людей».

«Я положительно не могу жить без гостей, - читаем мы в одном письме Чехова. - Когда я один, то мне почему-то делается страшно».

Среди видений, посещавших его, была темная, грязная лестница, в пролет которой бросился Гаршин, которого он любил.

«Невыносимая жизнь! А лестница ужасная. Я ее видел: темная, грязная».

Щепкина-Куперник:

«Известность его как врача быстро росла, скоро его выбрали в члены серпуховского санитарного со

вета. Тем временем на Россию надвинулась холера. Ему, как врачу и члену Совета, предложили взять на себя заведование санитарным участком. Он тотчас же согласился и, конечно, безвозмездно. У земства было мало средств, и А. П. взялся собирать их. Он стал объезжать соседних фабрикантов и помещиков и убеждать их давать средства на борьбу с холерой. Немало типов он перевидал тогда - от местных толстосумов до изящнейшей помещицы-графини, с тысячными бриллиантами в ушах, один вид которых в нем возбуждал желание «нагрубить ей по-семинарски», как признавался.

, верно, был бы очень хорошим нищим, говорил он, - сколько удалось выпросить!

…в его ведении был участок в двадцать пять деревень, четыре фабрики и один монастырь - и со всем этим он управлялся один, с помощью фельдшера, который, как он жаловался, без него не мог сделать ни шагу и «считал его начальством».

…«в 1892 году в России был голод…А. П. организовал широкую подписку и в суровую зиму отправился туда (в Нижегородскую губернию. И. Б.). Там он устроил столовые, кормил крестьян, делал, что только мог. Между прочим: голодавшее население или продавало за бесценок скот, который нечем было кормить, или убивало его, тем самым обрекая себя еще на голодный год. Чехов организовал скупку лошадей на местах и прокорм их на общественный счет с тем, чтобы весной раздать безлошадным крестьянам».

…«Ушел с головой в вопросы народного образования и здравоохранения. Ему обязаны школами Та-леж, Новоселки и Мелихово. Он сам наблюдал за стройкой, закупал материалы, делал сметы и чертежи. Принимал деятельное участие в постройке земской больницы, добился проведения шоссе от Лопасни до Мелихова, строил в деревнях пожарные сараи и пр.». #**

…Он говорил: «Человек должен быть ясным умственно, чистым нравственно и опрятным физически».

«Боже мой, как богата Россия хорошими людьми!» - писал Антон Павлович сестре.

Мелиховские наблюдения послужили основой для рассказов Чехова о русской деревне. t

Толстой, отношение которого к Чехову было отношением нежной влюбленности, сказал: «Вот вы русский! да, очень, очень русский», - ласково улыбаясь, обнял Чехова за плечо.

На Енисее, - писал Чехов, - жизнь началась стоном, а кончится удалью, какая нам и во сне не снилась. На этом берегу Красноярск, самый лучший и красивый из всех сибирских городов, а на том - горы, напоминавшие мне о Кавказе, такие же дымчатые, мечтательные. Я стоял и думал: «Какая полная, умная и смелая жизнь осветит со временем эти берега». потом, что писал: