Михаил Серегин - Танец гюрзы

Но Свиридов не стал его слушать.

Уже через пятнадцать минут Фокин и Свиридов стояли перед дверью, которую Владимир сегодня уже открывал за считанные секунды при помощи своих универсальных «капелловских» отмычек.

Но теперь хозяин был дома, и к таким противоправным методам проникновения в квартиру прибегать не имело смысла.

Владимир позвонил несколько раз. Потом оглянулся на бледного Фокина, которому все происходящее, по всей видимости, нравилось все меньше и меньше.

– Кто там? – наконец раздался за дверью слабый голос.

– Откройте, Борис Миронович. Это Владимир. Я был у вас сегодня на работе.

– Простите, но у меня сейчас нет времени. Если вы хотите меня видеть, то зайдите завтра во второй половине дня ко мне в клинику.

– Сожалею, Борис Миронович, что вынужден беспокоить вас, но мне нужно видеть вас немедленно. Не думаю, что это отнимет много времени.

Через несколько минут дверь отворилась. Шевцов, помятый и бледный, в вытертых джинсах, тапочках на босу ногу и голый до пояса, мутно посмотрел на Владимира и сказал:

– А... ну проходите. Только ненадолго. Я в кои-то веки вырвался домой, чтобы немного поспать. Погодите... вы что, не один? Это кто с вами?

– Это тот самый господин Фокин, о котором мы с вами говорили сегодня, – сказал Владимир, проходя в прихожую. Пропустив Афанасия, он закрыл за собой дверь. – Он тоже отчаянно хотел спать. Так что я получаюсь полным извергом. Не дал поспать двум хорошим людям. Ну, ничего. Повод для этого очень неплохой... Борис Миронович, у вас есть что-нибудь из аудио?

– Центр, – сонно ответил тот. – А что?

– Я хотел бы без предисловий дать вам прослушать одну запись. А потом мы поговорим. Хорошо?

– Ну хорошо, – несколько удивленно ответил тот.

– Странно... у меня было предчувствие, что я могу не застать вас дома, – вдруг сказал Свиридов. – Очень рад, что ошибся.

И он поставил кассету в деку музыкального центра.

«...– По телефону такого не говорят. Надеюсь, ты ничего не говорил про Полину и про „сердце ангела“?»

Свиридов посмотрел на доктора Шевцова. Смертельная бледность залила усталое лицо хирурга, и он как-то сразу постарел на несколько лет и стал таким, каким, возможно, себя и ощущал, – средних лет человеком с уже подорванным здоровьем и накопившимся за многие дни, месяцы, а то и годы гибельным утомлением – тяжелой, свинцово-серой усталостью.

«– Н-нет...

– Красивое название, правда? Я придумал. По аналогии с кокаином – «angel dust», «пыль ангела», как называют кокс забугорные «торчки». Ну, так там действительно пыль, а тут – «сердце».

– Тебе про кокс лучше знать, это не мой профиль...»

– Хватит, – резко сказал Шевцов и закрыл лицо руками. – Выключите это.

Свиридов исполнил его просьбу, а потом спросил:

– Вы побоялись сказать мне правду там, в больнице?

– Я и сейчас боюсь, – вымученно ответил Борис Миронович, механически приглаживая всклокоченные, светлые, с довольно сильной проседью волосы. – Но тут уж никуда не деться. Они недооценили вас. Да и я тоже. Хотя это не мой профиль. Я врач, а не агент спецслужб...

– Что такое «сердце ангела»?

– Это придумала Полина. Красивое название, правда? Это она придумала, когда мы вместе с ней смотрели фильм с тем же названием. Вы видели его?

– Видел, – непередаваемым тоном сказал Свиридов. – А ведь вы намекали мне тогда, в клинике, что такое «сердце ангела». Но я не сразу понял... И ведь вы говорили про медицинский препарат.

– Да, это психотропный препарат, – сказал Шевцов. – Производное от очень сильного седативного наркотика синтетического происхождения. «Сердце ангела»... не буду использовать медицинскую терминологию... одним словом, он вызывает повышенную внушаемость. Человек становится покорным и подконтрольным. Впрочем, паралича волевых импульсов это не вызывает, человек может контролировать себя, но только при условии, если он не подчинен сильному влиянию извне.

– И он может не отдавать отчета в своих действиях?

– Да, я же сказал... если оказывать на него дополнительное воздействие.

– А если не давать большую дозу единовременно, а растягивать ее на шесть раз... скажем, в течение двух дней во время завтрака, обеда и ужина?

Шевцов поднял на Свиридова потухший взгляд.

– Я вижу, вам и так многое известно, – сказал он. – Да, все верно. Если давать человеку малые дозы «сердца ангела», то эффект будет менее очевидным. Человек будет апатичным, будут прослеживаться симптомы психастении, кроме того, повышенная угнетаемость, по ночам – кошмары...

При слове «кошмары» Фокин вздрогнул.

– А пониженный иммунитет к алкоголю в списке симптомов значится? – тихо спросил он.

– Да.

Фокин оцепенело уставился в одну точку на полу, словно в его голову проникла какая-то совершенно бредовая, чудовищная идея, которая могла оказаться истиной.

– Говоря о дополнительном влиянии, вы, конечно, имели в виду Полину, которая и без «сердца ангела» оказывала на многих людей неизгладимое впечатление, – медленно проговорил Свиридов, которого бросило в холод при одной мысли о том, что сейчас может твориться в душе Фокина.

К своим мыслям он и прислушиваться боялся: так страшился того, что его подозрения могут оказаться правдой.

– Да, – ответил Шевцов.

– То есть она могла сказать человеку, находящемуся под действием препарата: пойди и убей – и он пойдет и убьет, причем будет рваться к выполнению поставленной задачи, как робот – без страха и упрека?

– Да.

Свиридов замолчал, не найдя в себе сил дальше открывать занавес этой чудовищной тайны. Впрочем, она уже и не была тайной – чудовищная истина лежала перед ними. И кто мог подумать, что все повернется именно так?..

Фокин, подняв голову, посмотрел на Свиридова и тихо спросил:

– Значит... убийца найден? Значит, больше никого не нужно искать? Это – я?

Владимир хотел что-то ответить, но к горлу подкатил жуткий удушливый ком, и он только слабо махнул рукой, словно отгоняя назойливое насекомое.

Фокин перевел пылающий взгляд на Шевцова и спросил срывающимся тоном:

– Нет... скажи, ты... Борис Миронович, все это правда? Все это сделали... со мной?

– Да, – с трудом выдавил тот.

На скулах Фокина заходили желваки, на лбу и висках вздулись синеватые жилы, словно он делал непосильное усилие, поднимая громадный груз... Афанасий несколько раз хватанул ртом воздух и прохрипел:

– Что же это вы сделали... суки.

И в следующее мгновение клокочущая хриплая ярость бугристо вздула шею Афанасия, из глотки вырвался нечленораздельный гортанный вопль – вероятно, такой же рвал голосовые связки умирающим индейцам, из последних сил ползущим по примятой тропе войны, – и его рука, молниеносно выброшенная вперед, схватила Шевцова за горло, и стальные пальцы дрогнули в гибельном сжатии.