Михаил Серегин - Всякому волку свой волкодав

– А ты у нас спросил разрешения, чтобы ее забирать? Ты, пятнистая жаба, мать твою.

Величко медленно обернулся. Грубиян оказался обычным бритоголовым пацаном.

– Ну, чего тебе? – недовольно осведомился Величко. – Мечтаешь о проблемах?

– Это ты, наверное, о них мечтаешь, – не испугался его слов парень. Он взял за горлышко оставленную кем-то на столике бутылку из-под коньяка и с силой ударил ею о край стойки. Осколки стекла со звоном посыпались на пол, а в руке парня теперь было колюще-режущее оружие, в народе ласково именуемое «розочкой».

В квартире временного хозяина Величко со своей ношей оказался далеко за полночь. Сбросив спящую на его плече девицу на стоящий в гостиной диван, он вышел во двор в поисках Графа, слишком разошедшегося в баре и никак не желающего успокаиваться. Пес кидался на каждый качающийся от ветра куст и безжалостно теребил его.

– Граф! Да что с тобой такое, дружище? – окликнул собаку Величко, остановившись на невысоком крыльце, украшенном металлическими перилами. – Пора бы и угомониться.

Услышав голос хозяина, пес замер и уставился умными глазами на Александра.

– Ну, давай заходи, – кивнув в сторону приоткрытой двери в дом, произнес Величко. Граф беспрекословно подчинился хозяину и взбежал на крыльцо. Пустив в дом пса, Александр вошел за ним следом.

Оказавшись вновь в гостиной, Александр подошел к дивану и посмотрел на спящую Валерию. Девушка лежала, свернувшись калачиком и уперев колени едва ли не в подбородок. Маленькая ее мордашка теперь казалась не такой уж отталкивающей и раздражающей, как некоторое время назад. Сон действовал на девушку благотворно, она расслабилась. С ее лица сошло выражение надменности и вседозволенности. Сейчас на диване лежала такая же девчонка, как и другие, а не богатая дочурка влиятельного папика.

«Надо бы отнести ее на место», – подумал Александр. Он приблизился к девушке и протянул руки.

– Поцелуй меня, – сонно протянула Валерия, не поднимая опухших век.

Величко растерялся, но потом подхватил девушку на руки, чтобы отнести в комнату. Он решил, что ее слова обращены не к нему, а к кому-то из сна.

– Саша… поцелуй меня, прошу, – повторила девушка. Этим прямым обращением она сразу разрушила его иллюзии относительно сна и заставила вздрогнуть. – Сейчас поцелуй, – торопя к действиям, повторила Лера, и детский ротик ее со стоном слегка приоткрылся.

– Вот еще, – торопливо фыркнул Величко, испугавшись самого себя и своего тела, как-то совсем неадекватно реагирующего на слова девочки, ему в дочери годящейся. Этот припухший ротик, этот стон – они каким-то странным щемящим эхом отражались внизу его живота и приятно щекотали в паху. – Нет, – испуганно сказал он и тут же, как бы извиняясь, добавил: – Не хочу, чтобы мне потом твой папочка голову свернул.

– А мы ему не скажем, – продолжала настаивать на своем Валерия.

– Нет, – повторил он еще грубее.

– Господи, почему вы все так боитесь моего папочку? Кто он, в конце концов, такой, чтобы лезть в мои…

– Я его не боюсь, – перебил он ее. – Я просто выполняю работу, за которую мне платят.

– А если я тоже тебе заплачу… за личные услуги? – приоткрыв глаза, нежно прошептала соблазнительница, с которой частично уже сошел хмель. – Тогда ты согласишься провести ночь в моей постели?… Вот увидишь, нам обоим это будет приятно. Всегда мечтала оказаться в объятиях взрослого и такого сильного, как ты, мужчины, – закончила Лера.

– Все равно нет, – судорожно сглотнув слюну, грубо ответил Александр. Но скрыть растерянность ему не удалось.

– Я тебе не нравлюсь? – пробубнила обиженно Лерка. – Скажи, не нравлюсь, да? – повторила она совсем уже по-детски.

– Нравишься, но я… – замялся Величко. – Понимаешь, я не поклонник случайных связей. Я однолюб, наверное. И потом… я стар, – нашелся он наконец, что сказать.

– Ты дурак! – обиженно и одновременно уверенно произнесла девушка. – Тебе, можно сказать, на блюдце с голубой каемочкой преподносят самый лакомый кусочек с барского стола, а ты от него отказываешься, не попробовав. Ты даже не мужчина, – с жаром выпалила она последнюю фразу и, резко спрыгнув с держащих ее рук на пол, фыркнула и умчалась в комнату. Вслед за этим громко хлопнула дверь. Александр устало вздохнул и, развернувшись, пошел вниз, бубня себе под нос что-то типа: «Вот именно, с барского стола».

В эту ночь ему не спалось. Эта глупая девица сумела взбудоражить его давно уснувшие инстинкты. Он не понимал, что с ним творится. Такого не происходило уже давно, с тех самых пор, как его последняя девушка изменила ему с его же коллегой по работе. С того самого времени он опасался к кому-то привязываться.

Величко встал и, поманив за собой задремавшего Графа, вышел из дома. Вдохнул свежий, наполненный ароматами сада воздух и попытался отвлечься на что-нибудь другое, не имеющее никакого отношения к женщинам. Поискал взглядом охранника на воротах, чтобы пообщаться с ним. Не обнаружив его, присел на ступеньку и задумался. Вспомнились друзья, вместе с которыми воевал на Кавказе.

Что сейчас с ними? – спрашивал он себя. С балагуром и весельчаком Ашотом Ваграмовичем, с не менее остроумным Валентином Грачевым и специалистом по всякого рода электронным чудесам Максом? Как же давно он их, оказывается, не видел. Наверняка все они женились, обзавелись детьми, работают, продвигаются по службе, а не страдают глупыми мыслями о сексе, как сейчас он. Старый дурак, ополоумевший от одного только слова «постель». Можно подумать, он в ней ни с одной женщиной никогда не был и не знает, что это такое. Впрочем, в том-то и проблема, что знает…

– Тьфу, черт, – выругался Величко, поняв, что опять вернулся к тому, от чего пытался уйти. – И сдалась же мне эта девчонка? Так и с ума сойти недолго или превратиться в какого-нибудь извращенца, обожающего недоспелых девчушек. Нет, решено, дорабатываю до утра и посылаю все к чертовой матери. Прочь из этого дома…

И тут Граф вдруг недружелюбно зарычал, остановившись у угла дома, а затем и вовсе задрал голову вверх и принялся надрывно лаять.

– Что… что такое? – спросил у пса Величко, хотя уже понял по поведению своего питомца, что где-то рядом посторонние. Он давно научился различать оттенки лая своей собаки и безошибочно мог расшифровать каждое их значение. Сейчас пес не сообщал ничего хорошего.