Галина Романова - Грешница в шампанском

– Да? – он передразнил ее. – Не стала бы? Но обманула!

– Да с чего ты взял-то? С того, что я поговорила с ним во дворе? Так он все убийцу своей жены ищет. Не знает, к кому придраться. Он, между прочим, мне сказал, что его жена была твоей любовницей, вот!

– Ой, да ладно тебе, Надюша, сочинять, – пробормотал он, слегка озадаченный ее сообщением.

– Спроси у него, если не веришь.

– Ага, легко… – он вдруг зашелся мелким истеричным смешком, чем снова перепугал ее насмерть. – Легко спросить у того, кого уже нет в живых.

– Что ты городишь?! Кого нет в живых? Кагорова?! Но он сегодня… С чего ты взял?

– А ты не догадываешься? – он продолжал хихикать мелко и страшно. – Я ведь убил его! Убил, понимаешь? Убил твоего любовника и отца твоего ребенка.

– Нет!! Ты не мог!..

– Еще как смог! – оборвав смех, он посмотрел на нее сурово. – Не смей мне больше говорить, что этот ребенок мой. Поняла, Надюша? Я его признаю, когда он родится. И он никогда не узнает, что я не родной ему отец, но мне врать не смей.

– Это твой ребенок, дурак!! – закричала она, поднялась, добралась на негнущихся ногах к нему в изголовье, наклонилась и снова повторила: – Это твой ребенок и ничей больше. Я готова сделать анализ ДНК, если это так необходимо. Я готова на что угодно, лишь бы тебе это доказать, но ребенок твой!

– Ага. Интересно, стала бы ты с такой убежденностью говорить об этом, если бы знала, что я не могу иметь детей.

Уф-ф, он сказал ей наконец об этом. Он признался в своей неполноценности, от сознания которой очень долго, скрытно страдал. Теперь между ними нет и не может быть никакой недосказанности. А что касается Кагорова…

Никто ведь не видел, как он следил за ним. Как поехал следом от своего дома. Как наблюдал его странное поведение возле дома своей тещи. Как потом долго сидел в машине под окнами его дома. Как ходил вокруг да около и все не решался ворваться к нему и надавать как следует, сразу за все, и за свой телесный недуг в том числе. Все собирался с силами и не мог. Кагоров сам помог ему. Выскочил на улицу и начал орать как умалишенный. И такую волну ненависти поднял в душе Сергея своим сатанинским кличем, что тот схватил с заднего сиденья машины заранее приготовленный отрезок металлической трубы и выбрался на улицу, и пошел за ним, а потом…

– Кто тебе сказал, что ты не можешь иметь детей? – Надежда застыла над ним, опершись в его подушку кулаками. – Кто тебе сказал, отвечай?! Ты проходил медицинское обследование? Когда? Почему ты скрыл от меня? У меня мать – медик, она порекомендовала бы нам специалистов, способных поставить правильный диагноз.

– Это ты к чему, не понял?

– К тому, что все ваши медицинские светила, помешавшиеся на коммерции, врут очень часто, для того чтобы…

– Никакого обследования я не проходил, – он снисходительно похлопал ее по руке. – Этот диагноз я вытащил из детства. Об этом мне сообщили мои родители, дорогая.

– О чем?

– О том, что я не могу иметь детей.

– Ложь! – она ударила кулаком в подушку очень близко с его щекой, так что Сергей вздрогнул. – Это ложь! Наверняка твоя высокородная мамаша затеяла это, чтобы досадить тебе, нам… Чтобы снова выставить меня сволочью! Собирайся! Собирайся, едем!

– Куда? Не хочу!

Сергей попытался удержать одеяло у подбородка, но Надежда тянула на себя и сдернула-таки его с него, тут же начав спихивать мужа с кровати.

– Мы сейчас едем к твоим родителям, собирайся! – прикрикнула на него, швырнув ему в лицо чистые джинсы.

– Зачем?!

– Кое-какие вопросы у меня к ним имеются, – она скрипнула зубами, разозлившись так, что и про дурноту свою позабыла, и про головокружение, а ведь еще минут десять назад готова была в обморок упасть.

– Какие вопросы, Надя? Опомнись! Какие вопросы?!

– Какие вопросы, говоришь? Вот хочу спросить у них, если их сын бесплоден, то как я ухитрилась от него забеременеть, черт побери!

– Не ругайся, – сморщился он, нехотя вдевая ноги в штанины.

– О непорочном зачатии речи быть не может, – продолжала она буйствовать, собираясь. – Тогда как? Если я мужу не изменяла…

– Если! – фыркнул он, правда, без былой убежденности.

– Не изменяла! И не смей меня подозревать! – заорала она и продолжила: – Если я не изменяла моему мужу и ухитрилась от него забеременеть, то почему его родители сообщили ему о его бесплодии?! Нет, Сереженька, никаких соображений? А анализ ДНК я все равно сделаю, когда родится НАШ малыш. Ты готов?!

Сергей теребил в руках свитер, неуверенно поглядывал на жену и лихорадочно перебирал в памяти события того дня, когда родители сообщили ему о его недуге. Там что-то было такое скользкое, вязкое, они как будто на болотных кочках толклись оба. Как-то неуверенно начала мать, потом подхватил отец, они переглянулись, словно искали поддержки друг у друга. Он-то тогда счел, что им тяжело сообщать ему такое, а дело-то могло быть и не в этом. Они ведь запросто могли ему соврать, чтобы отговорить от женитьбы, чтобы при случае выставить Надежду в невыгодном, страшном для него свете. Это могло быть? Могли они пойти на это ради того, чтобы разорвать их союз?

Запросто! Он похолодел душой и телом. Они могли сотворить это зло, не понимая, что оно начнет плодиться и множиться, что найдет выплеск в том, что он убил человека…

– Зачем же я тогда его убил, Надя?! За что?! – он без сил рухнул на кровать, уронив руки меж коленок, и зажмурился. – Зачем же я тогда убил его?!

– А вот этот вопрос я тоже хотела бы задать твоим родителям.

Выдержка изменила ей окончательно, голос сделался противным, едким, прорвалось-таки сквозь приличия истинное отношение ее к его родителям.

Родители, увидев их вместе на пороге своего дома в столь поздний час, не обрадовались. Причем недовольства своего и не пытались скрыть. Мать Сергея тут же подобрала губы, плотнее запахнула халат на груди и начала срывать бигуди с волос.

– Позвонить было нельзя? – скроил недовольную мину отец, вздохнул и отступил от двери. – Ну проходите, коли явились.

Надежде и приглашения было не нужно. Она бы штурмом взяла эту неприступную крепость, если бы их не пустили. Сейчас или никогда, решила она. Пусть куксятся и возмущаются сколько угодно. У нее семья рушится, какие могут быть условности?

– Ты пьян?! – ахнула мать, поцеловав сына в щеку. – Сереженька, что стряслось?! Ты пил?

– Да, ма, я пил, – с вызовом произнес он, виновато посмотрел на жену, ища у той поддержки. Та промолчала, пришлось выкручиваться самому. – Я давно уже взрослый мальчик и могу позволить себе рюмку-другую.

– Но ты же за рулем! – возмутился отец, открывая перед ними двери гостиной. – Ездить пьяным за рулем – это преступление!..