Виктор Улин - Хрустальная сосна

От вида этого мне стало дурно. Все связанное с сексом казалось мне сейчас невероятно мерзким и вызывало позыв к рвоте… Я спешно покинул машинный зал, плотно закрыв дверь, и тут же ушел домой. Из меня все еще сочились остатки, которые я побрезговал слить в Настю, белье мое сделалось мокрым и гадким. Я сбросил с себя все прямо на пороге квартиры, а потом долго плескался под душем, в несколько приемов отмывая с себя запах ее тайных мест - который, казалось, въелся в тело и обволок меня с ног до головы. Все событие, на описание которого ушло бы гораздо больше времени, в реальности произошло так молниеносно, что я даже не успел по-настоящему насладиться телом этой женщины. Правда, если признаться честно, наслаждаться было нечем. При контакте оно оказалось вовсе не привлекательным: не то чтобы совсем увядающим, но совершенно неаппетитным. Настю стоило рассматривать как объект эстетического удовольствия - ноги ее издали смотрелись великолепно - а не сексуального. И половой акт с нею принес мне скорее умственное, нежели физиологическое удовлетворение. Прежнее желание основывалось на иллюзиях.

Кроме того, я с констатировал, что до сих пор ничего не понимаю в женской сущности. Я знал, что Настя семейная и сугубо положительная, я не видел с ее стороны малейших намеков на возможность побочной связи - ни со мной, ни с кем бы то ни было из сослуживцев. Набрасываясь на нее, как голодный волк, я руководствовался инстинктом. Рассудок молчал. В принципе я должен был сразу получить по физиономии. Но я взял ее легко и неожиданно. Ураганный налет обошелся без всякого насилия или принуждения: я просто сдернул с нее трусы, и она отдалась, не сопротивляясь. Такой парадокс не укладывался в мое сознание…

Я подозревал, что получил бы и по физиономии, и по всем прочим местам, начни свой подход к ней неторопливо, издали приближаясь к намеченной цели. Но у меня не имелось цели, и я никуда не приближался. Просто в течение нескольких минут мною владел бес, которому не нашлось отпора. Это был единственный подобный суперменский, прямо-таки Джеймс Бондовский эксперимент за всю мою жизнь; ни до ни после я его не повторял - и честно говоря, не испытывал желания. Никаких особых ощущений я не испытал, просто проверил силу своего напора, убедившись, что он у меня есть. И попробовал эту самую Настю, чье обманное тело еще недавно появлялось в моих глупых мечтах.

Ее я тоже видел в последний раз. Вскоре я навсегда покинул ВЦ, наши пути больше не пересекались и я ее даже не вспоминал. Сам этот случайный мой выверт вспоминался потом с легким стыдом. Стыдом за столь небрежное, потребительское отношение к ни в чем не повинной женщине. И… и, как ни странно, некоторым чувством неловкости перед Викой - которая удовлетворяла меня во всех отношениях и не давала повода искать себе замену.

Всего один раз "изменив" Вике, я понял, что это бессмысленно. Конечно, справедливости ради стоит признать мое необъективное отношение в несчастной Насте: по сути, я не занимался с нею сексом, а лишь использовал ее как живую дырку, куда торопливо спустил продукт давнего вожделения.

Но ведь я много раз бывал с Викой точно в такой же позе, и испытывал при этом невероятное наслаждение, и не спешил выйти из нее, и ощущение липких струек, прокладывающих дорогу между нашими соединенными телами, было не противным, а ужасно приятным… Дело было не с позе и не в методе - а именно в том, что любая женщина просто изначально оказалась бы для меня хуже Вики. Мы с нею оказались просто созданными друг для друга. В постели нам было прекрасно, а со временем становилось все лучше, потому что мы узнавали и учились предугадывать самые тайные желания. Но Вика никогда - даже в самых крайних случаях, когда мы встречались слишком поздно и чересчур уставали от свидания, или просто внезапно испытывали желание задремать в объятиях друг друга, чтобы, едва проснувшись, тут же продолжить занятие сексом - не оставалась у меня ночевать. В любое время она возвращалась к себе, в свой неведомый, не известный мне дом.

Обычно все происходило, как в самый первый раз. Набегавшись голыми по квартире, наигравшись и насытившись несколько раз до изнеможения, мы выбирались из постели и шли в душ. Иногда повторяли там все то же самое напоследок. Потом неторопливо пили кофе на кухне без далеко идущих целей. Потом Вика быстро приводила себя в порядок, целовала меня в щеку и уходила. Запирая за ней, я слышал, как медленно затихает на площадке звонкий цокот ее каблуков. До следующего свидания.

Я совершенно не знал, как она живет вне меня и чем заполнена ее жизнь в те дни, когда я ее не вижу. Мы не перезванивались просто так, не поздравляли друг друга с праздниками и днями рождения. Мы выходили на контакт в единственном случае: когда кому-то из нас хотелось заняться сексом. Возможно, она встречалась так не только со мной; возможно, в ее жизни был и еще какой-то мужчина, а может быть, и не один. С тем же успехом и я, встречаясь с ней, мог параллельно иметь еще нескольких любовниц - только мне этого было не нужно; мне хватало одной Вики, а все остальное время занимала работа. Мы никогда ни о чем не спрашивали друг друга. Мы жили взаимным влечением наших тел, не делая ни шага в сторону. И я очень быстро понял, насколько права была Вика, отказав в глупой и внезапной просьбе выйти за меня замуж. Насколько мудра была она вообще в своем понимании интимных отношений. На моих глазах возникали и разрушались новые браки среди моих знакомых и сослуживцев - а мы с Викой продолжали встречаться, не чувствуя хода времени и не привыкая друг к другу. Вероятно, ее теория о несовместимости брака и нормальной половой жизни имела-таки разумный смысл. Во всяком случае, для большинства людей. Хотя и в наших отношениях уже стало проявляться нечто напоминавшее брак. В смысле того, что даже наш секс вошел в некоторое привычное, хотя и неизменно приятное русло. Конечно, в более поздний период, когда я обзавелся современной техникой, мы иногда включали видеомагнитофон и пытались копировать акробатику из порнофильмов. Иногда устанавливали видеокамеру и запечатлевали собственный половой акт. А потом - обычно в тот же день - тихо сидели рядышком на диване и смотрели снятый фильм, сопереживая самим себе на экране. Но обычно мы развлекались так довольно редко; наши с нею занятия любовью принимали все более спокойный и устоявшийся характер. И совсем редко мы занимались экспериментами, которые рождены были в первые месяцы нашей связи сексуальным опытом Вики и ее буйными фантазиями.

Мы много времени стали проводить просто в постели - даже не соединяясь, а просто тихо и нежно лаская друг друга. Вспоминая уже в нынешнем возрасте наши первые месяцы с Викой, я неизменно чувствовал какой-то запоздалый стыд - как мальчишка, некогда занимавшийся онанизмом и не забывший о том во взрослом возрасте. Мне казалось непостижимым, что встречаясь с нею, я оставлял где-то в стороне интеллектуальное человеческое достоинство и превращался в биологический автомат для совокупления - причем не простым, а самыми разнообразными способами. Порой мне даже хотелось вычеркнуть из прошлого*такую* память о связи с Викой. Но потом, еще раз взглянув на все истинно взрослым, трезвым взглядом, я понимал, что все это не может считаться ненормальным. Ведь тогда - в нашу самую лучшую, полную совокупительных феерий пору - мне не было даже тридцати. То есть я находился в том возрасте, когда именно секс во всем его разнообразии составляет для мужчины основной смысл жизни. И теперь, вспоминая, стоило лишь порадоваться, что несмотря на увечье и неадекватное самоощущение, я все-таки нашел Вику и смог взять то, чего не могли получить иные, более удачливые во внешнем смысле сверстники…