Михаил Ахманов - Сердце Аримана

Послы тем временем бунтовали. Правда, мятеж их был тихим, неприятностей никому не причинил и не затрагивал тех, кто прибыл из Бритунии, Немедии, Турана и прочих восточных стран, не считая Кхитая. Они просто собрались в роскошных апартаментах сира Винчета Каборры, брюзжали, ссорились и злословили насчет беспрецендентного поведения аквилонского короля.

– Эти олухи-стражи и сам пес Паллантид копались в моих вещах! Рылись в моей одежде, в моем ларце с благовониями, выстукивали стены, перевернули ложе! - обычно спокойные черты Мантия Кроата дрогнули, губы искривились в раздражении. Он коснулся рукояти кинжала, и Каборра машинально повторил этот жест - только клинок у зингарца был вдвое длинней офирского, а в глазах его сверкало не раздражение, а самая неприкрытая ярость.

– Вещи! - прорычал он. - Вещи! Туники, подштаники, башмаки и ларцы! Ерунда! Лапы этих шакалов прикоснулись к моим пергаментам! К письмам моего короля и моим еще не отправленным донесениям! К шкатулке с монетами! Прах и пепел! Что позволяет себе этот неотесаный дикарь? Ведь мы - не оборванцы с базарных площадей и не безродные купцы! Мы - посланники великих держав! Более древних и великих, чем эта варварская Аквилония!

– Ну, и чего ты хочешь? - лениво молвил Алонзель. - Варварская страна, и король - варвар! Даже не аквилонец, а северный варвар из дикой Киммерии, который лишь волею случая стал королем.

– Волею Яшмовых Небес, а не случая, - ровно, без выражения, произнес кхитаец. Вечная улыбка, застывшая на лице, придавала его словам какой-то особый смысл. Вот и теперь все замолчали и злобно уставились на Минь Сао, явно не поняв, что он хотел этим сказать. А тот продолжал: - Никто из вас, достопочтенные, не станет отрицать, что король одарен здравым смыслом, силен, как лев, в меру жесток, предусмотрителен и осторожен, а значит, соединяет в себе Пять Нефритовых Достоинств правителя. Так почему же ему не быть королем?

Наступило молчание. Наконец Алонзель с издевкой протянул:

– М-да-а… Кажется, наш мудрый друг из далекого Кхитая не имеет ничего против варваров. Даже таких, которые шарят в шкатулках с монетами и в тайных пергаментах.

– Забудь о моих монетах и пергаментах, аргосец! Ты и сам варвар, и не понимаешь, что может нанести оскорбление человеку родовитому и благородному! - с холодной яростью сказал посол Зингары, бросив на Алонзеля неприязненный взгляд.

– Варвар? - Красивое лицо Алонзеля вспыхнуло. - Ты считаешь меня варваром? Ты, родившийся в нужнике солдатской казармы? Не советую!

Винчет Каборра побледнел и наполовину вытащил клинок из ножен.

– Мне плевать на твои советы, - медленно произнес он. - Я - зингарский рыцарь, и не стану пачкать свое оружие кровью никчемного щеголя из Аргоса! Что же касается казарм наших воинов, то выглядят они ничуть не хуже, чем твои хоромы в Мессантии. И в них, по крайней мере, не так смердит!

– Смердит? - Алонзель задохнулся от возмущения. - Если где и смердит…

– Замолчите, почтенные! - Минь Сао с укоризненной усмешкой окинул взглядом спорщиков. - Ты, благородный Ало-Се-Ли, не должен оскорблять доблестного воителя из Зингары, средоточие яшмовых достоинств… А тебе, отважный Ка-Бо-Ра, не надо пускать стрелы гнева в туман глупости. Ты всегда так горд, сдержан и невозмутим, что я, ничтожный, тебе завидую. К чему же ссориться? И было б с кем…

– Ка-ак?.. Ка-ак ты сказал? - вскинулся Алонзель. - Ты считаешь, что со мной и поссориться нельзя?

– Ну что ты, великолепный князь… Я совсем не имел в виду обидеть тебя, - снисходительно произнес кхитаец, выставив руки перед грудью. Плавный жест этот можно было толковать двояко - как знак вежливости или угрозы. Впрочем, для мастера кхиу-та одно не слишком отличалось от другого, и всякое его движенье могло перейти в смертоносный удар. Вспомнив об этом, сир Алонзель стушевался, тогда как Минь Сао продолжал свою речь.

– Кажется, мы говорили о короле, - прошелестел он. - О короле и его неподобающих манерах.

– Значит, ты тоже считаешь его манеры дурными? - рыкнул Винчет Каборра, в ярости покусывая губу.

– Ни в коем случае, славный рыцарь из Зингары! Так считаете вы - ты сам, и благороднейший Ало-Се-Ли и умнейший Чо-Ат из Офира. У нас же в Кхитае говорят: Нефритовый Владыка столь возвеличен над людьми, что подсуден лишь Небесам и грозному Дракону Высшей Справедливости.

– К Нергалу! Что мне за дело, кому он подсуден? - Зингарец, стиснув кулаки, уставился в невозмутимую физиономию Минь Сао. - Я хочу знать, что случилось! Почему аквилонские псы врываются ко мне в комнату? Почему они запускают грязные лапы в мои пергаменты? Почему вслед за ними приходит банда еще более мерзких ублюдков, мошенников-колдунов, которые тоже норовят залезть в мои покои и подобраться к ларцу с монетами?

– И я хотел бы это знать, - подхватил Мантий Кроат, офирец. - Но еще больше интересует меня происходящее во дворце. Сир Лайональ схвачен и обвинен в преступных умыслах… Ха! Нашли злодея-отравителя! Да он черного лотоса от белой лилии не отличит! И если уж Лайональ припрятал где-то зелье, то признался бы сразу, едва узрев кнут, кол и клещи палача. Не слишком он храбр, сир Лайональ… Думаю, не лотос искали стражи! Искали с усердием! Перевернули все в моих покоях, заглядывали под ковры и в постель, словно я сплю в обнимку с этим проклятым стигийским зельем! Смешно! Смешно и нелепо! Нет, тут что-то другое.

– Конечно, другое, - кивнул Алонзель. - У королевы завелся дружок, его и искали. Вот и вся тайна!

– Ее дружок, будь он хоть карликом из джунглей Зархебы, не поместится в моем ларце для благовоний! - замотал головой Мантий Кроат. - Говорю вам, здесь дело нечисто!

– Нечисто, - согласился Винчет Каборра. - Я согласен с Кроатом: не снадобье из лотоса они искали! Хотел бы я знать, что!

– Может быть, это, жемчужные мои господа? - прошелестел кхитаец. Он сделал странный жест, будто отталкивая от себя нечто невидимое, и протянул к троице послов раскрытую ладонь. На ней покоился кристалл - сферический граненый рубин багрового цвета величиной с горошину. Внезапно он окутался дымкой и начал расти; сделался таким, как ноготь большого пальца, затем - как косточка персика, как сам персик… Миновало время пяти вздохов, и на сухой ладони Минь Сао лежал сияющий самоцвет без малого с кулак, свекавший тысячью полированных граней.

Раскрыв рты, судорожно сглатывая, офирец, аргосец и зингарец не сводили с рубина завороженных глаз. Затем Мантий Кроат передернул плечами и отвернулся, Каборра в задумчивости прикусил губу, а сир Алонзель откашлялся и пробормотал:

– Откуда у тебя такая забавная безделушка, досточтимый? Никогда не видел рубинов подобной величины!

Губы кхитайца дрогнули в едва заметной усмешке.