Николай Егоров - Операция Дозор

Митя не ответил. Он все больше отставал, и Пантелею приходилось останавливаться, поджидать его.

Перед отрядным местом Пантелей нерешительно затоптался.

- Мы ведь бывали здесь? - с надеждой спросил Митя.

- Вроде… Будто бы…

- А не в наш лагерь попали?

- Может, и в наш…

- Мы заблудились?

- Не знаю, как это получилось? Шли правильно. По карте шли…

- Что одна карта без компаса? - оправдывал Митя Пантелея.

Пантелей не желал принимать оправданий:

- Не в тайге. Тут и без компаса можно… Это мы о жратве болтали и ориентировку потеряли…

- Может, на ужин успеем?

- Даже если опоздаем, голодными не оставят, - уверенно сказал Пантелей. - Побежим… Из последних сил?

- Побежим. Очень есть хочется!

Разведка почти сорвалась, но Пантелей мог быть довольным: помешал Мите сделать глупость, отвел от отряда, от воспитательницы и вожатого неприятности. А разведку - что ж, придется разведку повторить…

В лагере пусто - все отряды ушли в столовую. Все, кроме пятого.

Пятый построился напротив своего жилого домика. Перед строем - Орионовна, Валерий Васильевич и Санька Багров - в середине, между старшими.

Ребята с интересом разглядывали обнаженного по пояс Саньку. Орионовна огорченно молчала. Валерий Васильевич удивленно улыбался.

Увидав Митю и Пантелея, Орионовна подозвала их, взяла Саньку за руку, повернула к себе.

- И на спине! Ай-яй-яй! - сокрушалась Ленка Чемодан.

Санькина кожа была исписана синим, красным, зеленым и желтым. Все «наши законы» уместились на Санькином теле.

Орионовна провела пальцем по закону территории, а потом по закону времени:

- Ясно?

- Ясно, - ответил Пантелей.

- Ясно, - подтвердил Митя.

- Об остальном - потом, - холодно пообещала Орионовна. Повернула Саньку лицом к строю, спросила Валерия Васильевича: - Ну, как с ним говорить?

Валерий Васильевич неумело нахмурился.

- А ты как бы и не понимаешь, что натворил? - обратилась Орионовна к Саньке.

- Как это - не понимаю? Я понимаю! Это я для того, чтобы лучше усвоить «наши законы». И другим в назидание. Живая реклама. Разве плохо?

- Очччень хорошо! Кто ж тебя так?

- Сам!

- Ну?! - усомнилась Орионовна.

- Сам. Фломастером. - Санька нажал на «фломастер», думая, что так его ответ звучит убедительнее.

- Придется одеколоном смывать, вода не возьмет, - Валерий Васильевич потер надпись. Санька щекотно съежился и рассыпчато рассмеялся.

- У тебя рубашка с рукавами в палате?

- В палате. Та, что в клеточку.

- Все равно какая, лишь бы с рукавами. Надень, а надписи смоешь после ужина. Остальное - потом!

На душе у Пантелея тускло. Он предчувствует что-то нехорошее, и на ум приходят всякие невеселые мысли о жизни: валит она на человека одну неприятность за другой, будто в кучу малу играет. И кажется Пантелею, что время, как нарочно, тянется, растягивается, вместо того чтобы пулей проскакивать, унося неприятности.

Со вчерашнего вечера, почти не забываясь, в ушах звучат слова Орионовны: «Остальное - потом». А что - остальное? Гадай не гадай, конфетку не выдадут, а совсем наоборот.

К тому же погода опять испортилась. Из-за гор выплыли сизые тучи. Ветер толкал их по-над лесом, гнал к морю. Оно металось, выбрасывая барашки, доставая ими клочья низкого, тяжелого тумана» Сиди теперь в лагере, кукуй!

Приуныли и другие ребята. Плохая погода могла помешать тому, чего все давно ждали. Пропадай все надежды, если польет - заполощет на сутки-двое!

- Не-а! Не польет! - говорит Санька Багров, убеждая не столько других, сколько себя.

- Когда очень хочешь, чтоб не лило, оно как раз и льет, - философствует Митя. - Лучше не будет, хуже - может быть!

Переполненный энергией и верой в удачу, Бастик Дзяк неугомонно вертелся и орал:

- Едун-да!… Нытики вы!… Погода нам не помеха! Пдавда, Иди-на Додионовна!

- Правда, правда, - с подозрительной быстротой подтвердила воспитательница. - День границы из-за погоды не отменят, не перенесут. Если, конечно, стихия не разгуляется до опасных пределов… Но и при самой наилучшей… при самой благоприятной погоде… не смогу с уверенностью оказать, что на такое священное дело… возьмем и злостных нарушителей дисциплины!

Пантелей упрямо склонил голову, выставил лоб и спокойна сказал:

- День границы - для всех.

Исподлобья оглядел ребят - никто не возражает? Пока не возражал никто.

- Работать на границе - долг всех.

Он посмотрел на Ирину Родионовну: против такого, что скажете? Воспитательница молчала.

Пантелей выдержал паузу и выложил последний довод:

- Даже отдыхающие дикари, что в палатках на Митриче Большом живут, даже они в «день границы» будут работать на границе?

- Это точно! Это уж точно! - заспешил Санька Багров. - Тут - всех свистать наверх!

- Кого свистать, это мы потом решим, - построжела Орионовна. - А пока - очередные дела!

Пантелей хотел сказать что-нибудь беззаботное, но язык не повернулся. Сжималась душа: а вдруг и вправду решат Кондрашина, Багрова, Янцевича оставить в лагере! Да еще работу дадут - выдирать траву между плитами лагерной линейки…

Еще до завтрака лагерное радио передало: по курортам Черноморского побережья разъезжает интернациональная спортивная делегация. Она проводит товарищеские матчи с местными командами. Турки, греки, арабы, иранцы, в общем представители десяти народов играют в футбол и волейбол и состязаются в перетягивании каната. И всюду побеждают!

Плаврук Эммануил Османович с ночи уехал в кемпинг, где остановились «зарубежные» друзья-соперники. Он должен был пригласить их в пионерский лагерь «Братство».

Физруки злились: у них намечена была военная игра, а тут - интернациональные футболисты-волейболисты.

После завтрака радио передало, что плаврук о международной встрече договорился.

Физруки осадили начальника лагеря. Разговор происходил на воздухе и все слышали, что физруки возмущались легкомыслием тех, кто затеял непредусмотренные матчи. Ответственность за результаты игр физруки с себя решительно снимали.

Доктор тыкал своей деревянной трубкой в грудь начальника лагеря и требовал подвергнуть команды лагеря строжайшему медицинскому освидетельствованию, с приглашением консилиума специалистов из районной поликлиники. И тоже снимал с себя ответственность за здоровье ребят - ведь детям предстояло соревноваться со взрослыми.

Полторасыч заявил, что против волейбола и футбола ничего не имеет - пусть играют. А за перетягивание каната не ручается. Настоящего манильского троса у него нет. Сплести же трос из бельевых веревок он не позволит - нечего народное добро переводить!

Начальник успокаивал физруков, просил доктора быть снисходительным и не рушить дружбу народов, а Полторасычу коротко приказал веревок выдать, сколько потребуется!