Дмитрий Хван - Зерно жизни

Белореченский посёлок, утро следующего дня.

…а Бекетову, говорит, голову с плеч, потому как изменник, убийца и крамольник. Потом ещё с час они по реке ходили, укрепления наши рассматривали. Как там у вас с пушками? А то сейчас пригодились бы, для устрашения…

– Вот так вот, Пётр Иванович. Что далее намерены делать? Вы, как и хотели, дождались енисейцев.

– Семья у меня в Енисейске, да родня вся в Твери и Арзамасе, – глухо проговорил Бекетов.

– С этим, я думаю, мы можем помочь, – произнёс Вячеслав.

И продолжил:

– Пётр Иванович, я уверен, что сейчас вам не нужно возвращаться в Енисейск. Ничего вы сейчас не сможете добиться, да вас и слушать не будут!

– Нешто, я не знаю, что ты, воевода хочешь, чтобы я тут остался, а не вертался на Русь, – усмехнулся Бекетов.

– Здесь тоже Русь будет! Зависит это только от нас. Ты, Пётр Иванович, можешь нам помочь в этом. Задуманы дела у нас великие!

– Какие такие дела? – заинтересовался Бекетов.

– Этим летом, к августу, ждём возвращения на Ангару новгородских людей. Хотим до Китая дойти, торговлю с ним начать. Золото добывать и ясак собирать. К океану выйти.

– А знаешь ли ты те места златородящие, о коих ты разговоры ведёшь, воевода?

– Конечно знаю, иначе и не говорил бы.

– И как добраться туда знаешь? И путь в Китай тебе известен? А землица Сибирская вам тоже ведома? – заинтересованным голосом продолжил задавать вопросы бывший енисеец.

– Да, Пётр Иванович, нам это ведомо.

– Добро, воевода. Коли словам своим ты хозяин, то сделаешь.

Форт-Удинск, утро следующего дня.

Наутро оба струга казаков вышли из зимовья на Ангару. Казалось, в крепостице енисейцев никого не осталось. Не вился привычный дымок костра, никто не выходил за невысокий частокол за водой или по нужде. Неужели зимовье оставлено? Сазонов решил проверить это, послав на удинский остров надувную лодку с тремя морпехами – якобы для задабривания атамана, дабы он не держал в сердце злобу. Приготовленные подарки не пригодились – зимовье и правда оказалось покинутым. Постояв некоторое время перед частоколом и, для приличия, покричав хозяевам, чтобы те вышли к ним, морпехи вошли в зимовье. Как позже рассказывали они, сразу бросилось в глаза, что в двух домишках, соединённых частоколом, никого нет. Холодное кострище, отсутствие запасов пищи и хозяйственной утвари красноречиво подтверждало предположение Сазонова. А вечером следующего дня зимовье сгорело.

Как оказалось позднее, казаки, горя желанием наказать князца Баракая за несданный им ясак, пробрались к его становищу, чтобы взять аманатов и отвезти их в Енисейск, дабы на следующий сезон получить двойной ясак. Но вовремя заметившие казаков дозорные князя известили улус о приближающимся к ним грозном противнике и сидящее на тюках со скарбом кочевье ушло к Уде. Двигавшийся на оленях авангард кочевья, выйдя к устью Уды, запалил трут на стрелах и, обстреливаемое горящими стрелами зимовье через некоторое время заполыхало, огромной свечой освещая лес по берегам реки.

Это зарево было видно издалека, его-то и заметили люди, поднимающиеся вверх по Ангаре на семи кочах.

– Проснись Тимошка! – встревожено воскликнул Никита, тормоша сонного Кузьмина.

– Никак пожар? Лес горит, али жилище какое? – раздавались встревоженные голоса на коче.

Вечерний воздух наполнился прохладой и звоном бесчисленной кровососущей братии, закатное солнце расцвечивало последними на сегодня лучами синие воды Ангары. Тут же сначала робко, одиночными голосами, а затем и десятками глоток начали свой вечерний концерт лягушки, скрываясь в прибрежных зарослях осоки.

– Пора бы запаливать костёр, – подумал я.

И тут же, словно читая мои мысли, пара работяг стала наваливать кучу хвороста на жёлтый песок мыса Ключ-острова. Краем глаза я заметил небольшое зарево на Уде, чуть выше крон деревьев виднелось подрагивающее свечение. Опять вспомнился крымский пионерлагерь, балкон третьего этажа спального корпуса и отблески пионерского костра, поднимающиеся над деревьями после заката солнца.

– Зимовье их горит, Пётр. По-любому, больше ничего такой столб огня не даст, – хмуро заметил один из рабочих с окладистой бородой.

– Туземцы сожгли, больше некому. Баракайцы, – констатировал я.

– Ну, дык. По их душу казачки утром вышли, за ясаком, – согласился бородач.

И тут же, изменившись в лице, воскликнул:

– Накаркал! Етить-колотить, возвращаются!

В сумерках на воде смутно вырисовывалось светлое пятно далёкого паруса, а за ним и второе. Ну точно, казачки! Стоп. Третий парус?! Но откуда? Четвёртый. В низу живота неприятно похолодело и я с неким оцепенением начинаю лупить, что есть мочи, по чугунной пластине. У крепостицы собирается народ, деловито проверяя готовность оружия. Пулемётчик белкой взбирается на башню, за ним не торопясь, поднимается снайпер. Пятый парус добивает, было, меня, но сознание цепко выхватывает из памяти обещание Никиты возвратиться с людьми. Ну конечно же! Пусть и несколько рановато, но это он.

Тимофей Кузьмин, вместе с Никитой Митричем напряжённо вглядывались в далёкое зарево над прибрежным лесом, стоя на носу головного коча. Вигарь, ведущий караван судов по Ангаре уже лаялся с этими двумя молокососами, ни черта не смыслящими в проводке судов по незнакомым рекам. А ежели порог какой, али шивера, отмель – ночью не увидишь ничего. А потом поздно будет, да он, Вигарь в дураках останется.

– Всё, Никитко, правлю к берегу, не мочно болие на страх свой идти.

– Да говорю тебе, стропотник онежский, совсем рядом мы. Нешто я не видал приметы свои? А вона и холм громадный высится, а под ним и остров будет за излучиной.

– Вот и прибыли, с Божьей помощью, – Тимофей истово перекрестился.

За речным поворотом на коче, наконец, разглядели костёр, пылающий на острове посреди реки.

– Вигарь! Правь к костру, это наш остров!

Вигарь в ответ забурчал, что ежели он править будет к костру, то кое-кто себе портки подпалит. Тем временем, полыхающее зарево пожара на удинском острове понемногу уменьшалось в размерах и к середине ночи оно более не поднималось над деревьями, а накрапывающий дождик и вовсе к утру погасил остатки огня. Лишь выбивающийся из-под обрушенных обгоревших брёвен дым говорил о том, что ещё недавно тут было буйство огня.

– Никита! – Сазонов с радостью обнял Кузьмина. – Как я рад, что ты добрался! Ну давай, рассказывай!

Никита, смущённый и усталый, знакомил майора со своими друзьями и взахлёб рассказывал о долгой и трудной дороге.

– Это Кузьмин Тимофей, сын купца Савелия Кузьмина из боярского рода Великого Новгорода род свой ведёт. Вона Вигарь, помор онежский, зело достойный муж, довёл нас сюда всех живыми, с Божьей помощью через море Студёное, через реки великие, места дикие.