Алексей Махров - Господа из завтра

– Ваше Императорское Высочество. Я, – он снова на секунду умолкает, но потом решительно продолжает, – я полагаю некоторые пункты из вашей программы преждевременными. Введение на территории княжества общеимперских налогов нанесет непоправимый удар местным промышленникам и купечеству…

– Интересно, а как же русские промышленники и купечество справляются? За что ж вы соотечественников так не любите, Федор Логгинович?

– Но, вы должны понять, что введение таких налогов, – он делает упор на слове "таких", – приведет к возмущению в финском обществе. Возможно даже к открытому бунту.

– И что же? Для чего, в таком случае, на посту генерал-губернатора находится боевой генерал, да еще и начальник Генерального штаба в прошлом? Мне кажется, что в случае бунта вы будете знать, что делать!

Ого! Проняло! Гейден расправляет плечи и выпячивает украшенную орденами грудь:

– Разумеется, Ваше Императорское Высочество может быть уверен, что любая попытка мятежа будет немедленно пресечена в корне!

– Замечательно, Федор Логгинович! Другого ответа я и не ждал. Тогда, что же вас смущает?

– Однако, Ваше Императорское Высочество…

– Вот что, Федор Логгинович, давайте-ка вы будете обращаться ко мне "Николай Александрович". Так короче и проще.

– Слушаюсь, Николай Александрович. Меня только весьма смущают финские части… – он вытаскивает платок и промокает им вспотевший лоб. – Ведь ваше предложение об их расформировании с включением личного состава в строевые батальоны, расквартированные на остальной территории Империи, может тоже вызвать… м-м… беспорядки.

– И в этом случае?.. – я умышленно предоставляю ему право самому закончить свою мысль.

– В этом случае мне может не хватить имеющихся под ружьем войск.

– Не волнуйтесь, Федор Логгинович. Вы получите под свое начало столько войск, сколько необходимо.

– В таком случае, ва… Николай Александрович, я могу только отметить, что я восхищен столь детально проработанной программой, которую вы сумели составить в столь юном возрасте. Я полностью поддерживаю ваши предложения и, если мне будет позволено, готов немедля приступать к их осуществлению…

Он еще долго расхваливает меня и воспевает мои таланты. Несмотря на эту бесконечную осанну, мы все же умудряемся обсудить детали совместной работы, мероприятия, необходимые к первоочередному исполнению и шаги, которые последуют за этим. Тут он толков, деловит, не стесняется перебивать меня и спорить, когда считает неправым. В конце концов, мы расстаемся вполне удовлетворенные друг другом. Это хорошо, что мы нашли с ним общий язык. Человек он умный, дельный и программу мою будет претворять в жизнь со всем усердием. Хороший человек. Жаль только, что в ближний круг ему уже поздновато. Не поймет. А, ей-богу, жаль!..

…Вечером в Зимнем малый, "неофициальный" прием. Дабы еще сильнее позлить доченьку Виндзорской вдовы, я рекомендую Моретте отправить ее родителям телеграмму с просьбой о прощении и выражением совершеннейшего счастья от ее нынешнего положения без пяти минут жены русского наследника. Пусть "порадуется", змеюка британская. И супружника своего полудохлого пусть порадует. Глядишь, он от такой радости на неделю раньше загнется. Какая ж я, все-таки, сволочь, аж самому приятно!

На приеме ко мне подходит генерал-адмирал.

– Здравствуй, mon neveu*, представь меня своей очаровательной избраннице!

(*племянник (фр.)

Моретта смотрит на Алексея несколько удивленно, но послушно подает ручку для поцелуя и говорит:

– Я очень рада знакомству.

Я делаю шаг в сторону и увлекаю генерал-адмирала с собой:

– Бляха, дядюшка, ну ты даешь! Какой "представь"?! Вы ж знакомы, она в Питер приезжала!

– Серьезно? – Платов смотрит на меня с подозрением. – Ты уверен? То-то я думаю, где я её видел… Ах, да! Вспомнил! Это же еще до моего вселения было. Генерал-адмирал приехал на тот приём уже изрядно "нагрузившись" в Гвардейском экипаже. "Мама-папа" сказать мог, стоял прямо, но вместо Моретты в воспоминаниях одна белая шляпка с цветочками. Ладно, проехали… Ну так что решил мой венценосный брат по поводу назначения Рукавишникова?

– Дядя, поимей совесть! Я только сегодня с поезда, здесь – с невестой. Ну, я что, сейчас все брошу и начну Александра пытать по поводу Димыча?

– Поимейте совесть… и совесть тут же поимели, – улыбается Платов, – У нас тут вечный бой – покой нам только снится! Ладно… Понимаю, у тебя дополнительная нагрузка появилась. Одного дня тебе на отдых хватит? На фиг ты нам здесь нужен с диагнозом "нервное истощение". Но и ты меня тоже пойми, мне скоро за семь морей отправляться, а здесь бардак на верфях. Толковый задел на будущее даже в проекте отсутствует.

Вот ведь зараза… Не было печали… Раньше делал что хотел, а теперь – что коллеги скажут!

…Утро встречает меня пронзительным визгом. Подпоручик Махаев, в простоте душевной, как обычно влетел в мою спальню поднимать меня на утреннюю "гимнастику" и, ненароком, пробудил Моретту. Уснуть мне удалось только часа за два до рассвета (и Моретте, само собой, тоже), так что разбудить меня было весьма проблематично. Чего не скажешь о моей ненаглядной. Видимо, события последних дней сильно потрепали ей нервы, так что спала она, как говорится, вполуха и полглаза. Явление Махаева, которого она спросонья приняла то ли за грабителя, то ли за террориста, произвело на нее неизгладимое впечатление. В результате мне пришлось битых полчаса утешать и успокаивать свою нареченную. Однако привыкайте, ваше высочество. При дворе русского наследника вас еще и не то ожидает…

Этот день был, без сомнения, самым лучшим, самым прекрасным днем в ее жизни. Санкт-Петербург, расцвеченный флагами, императорская чета, принявшая ее удивительно ласково и, конечно же, Ники, который не отходил от нее ни на шаг. Она перезнакомилась со своим новым двором – молодыми фрейлинами, камер и статс-дамами, которых ей любезно предоставила императрица Мария. Старшая статс-дама, Анна Энгельман, хлопотала и заботилась так трогательно, словно обрела давно потерянную дочь…

… А вечером был прием и бал. Ники, милый Ники, зная, что у нее нет с собой никаких нарядов, списался с братом Вилли и получил все нужные размеры. И на новой родине ее ждал целый великолепный гардероб! Императрица прислала ей изумительный гарнитур – диадему, кольца и серьги – с великолепной бриллиантовой осыпью и теперь она могла блистать на балу так, как и положено невесте русского наследника.

На балу к ней с поздравлениями подходили родственники Ники. Ей особенно понравился великий князь Сергей, преподнесший очаровательный подарок – платиновый бювар, украшенный uralskimy samotsvetamy, русскими гербами и ее монограммой. Ей так понравился подарок, что она даже хотела уделить Сергею Александровичу вальс, но вдруг заметила, как Ники поморщился и прошептал одному из своих kazak'ов: