Энтон Майрер - Однажды орел…

– Сэм? - раздался резкий, высокий голос. - Это Дик. Генерал неважно чувствует себя, и мне не хотелось бы будить его, разве что у вас совершенно неотложное дело. Что-нибудь случилось?

– Да, кое-что произошло. Мы нашли способ предпринять то, что когда-то сделал Христофор 69 , и было бы хорошо, если бы можно было согласовать это с атакой «Трилистника». Но нам понадобится, как минимум, восемнадцать часов. Есть ли какая-нибудь возможность отложить завтрашнюю, вернее сегодняшнюю, атаку?

– Сожалею, Сэм. Генерал приказал совершенно определенно. Никаких изменений. Категорически - никаких изменений, никаких переносов сроков. Батальон Коха уже выходит на исходный рубеж, вы же знаете.

– Да, знаю.

– Я могу сходить и поднять его с постели, если вы настаиваете. Но уверяю вас, он сейчас ни за что не пойдет на попятную. - Голос его звучал взволнованно. Казалось, Дик просит извинения. - Генерал решил, что на этот раз атака должна принести результаты.

– Понятно.

Разбудив Уэсти, по-видимому, ничего не удалось бы добиться: он подошел бы к телефону злой, ничего не соображая со сна, и подобная просьба прозвучала бы для него как пример того самого нежелания действовать и пораженчества, с которым, как ему казалось, он ведет решительную борьбу. Этот разговор не привел бы ни к чему хорошему.

– Ладно, Дик, - сказал Дэмон. - Вероятно, вы правы. Извините, что разбудил вас.

Бен побрел по воде к своей койке и не раздеваясь завалился под москитную сетку. Улегшись на спину, он расстегнул свой брезентовый ремень и, ворча, вытащил его из-под себя. Он выглядел совершенно обессиленным.

– Что же, - неожиданно звучным голосом произнес он. - Нам не надо рассуждать. Наше дело воевать.

Скользя по грязи и спотыкаясь, они шли по тропе, ведущей к полевому госпиталю. Санитары с носилками, тяжело дыша под тяжестью груза, чертыхались, ходячие раненые брели нетвердыми шагами, пошатываясь, как жалкие пьяницы. Один солдат шел, прижимая к лицу насквозь промокшую красную тряпку, кровь текла у него по пальцам, по наручным часам. Поравнявшись с Дэмоном, он зло уставился на «него здоровым глазом. Другой парень шел без каски, с почерневшим от напряжения лицом, будто нес слишком тяжелый груз, придерживая руками живот; помогавший ему товарищ почти нес его на себе, непрестанно приговаривая испуганным тоном: «Успокойся, Дэмон, успокойся». Еще одни носилки. Лежащий на них человек привязан к ним ремнем, его рука слабо хватает воздух над головой; одна нога у него обрывается у колена толстым кровавым пучком хрящей и синеватых обломков кости. Кто-то наложил ему грубый жгут из матерчатых ножен штыка. За ними медленно пробирается набитый до предела санитарный джип, буксующий, скользящий в черной жиже; стоя на подножке и держась одной рукой за стойку, санитар поднял другой высоко над головой бутылку с плазмой, трубка от нее, извиваясь, тянется вниз, к одному из лежащих. А вот два ходячих раненых: юноша, прижавший руку к туловищу, будто держит невероятно дорогой, драгоценный камень и боится, что его могут отнять; низкорослый смуглолицый солдат с головой, запрокинутой назад, зубы сжаты от боли, ковыляет на одной ноге между двумя поддерживающими его товарищами. Еще один лежит на носилках ничком, одна рука бессильно волочится по грязи; от покачивания носилок повязка сползла, и на его обнаженной спине виднеется большая рваная рана, из которой пузырится ярко-красная масса. А далеко за спиной у них по-прежнему раздается громыхание орудий и стрекочущий звук пулеметной стрельбы.

Пошатываясь, мимо прошли двое с носилками; лежащий на них раненый, рука и плечо которого были обмотаны пропитанной кровью марлей, закричал: «Господи, вы что, не можете поставить меня на землю хоть на минуту? Дайте мне отдохнуть, только минутку!» Санитары, судорожно глотая воздух, опустились на колено. Один из них - Дэмон узнал этого худого, с крючковатым носом солдата - метнул на него ненавидящий, убийственный взгляд, поскользнулся и упал. Дэмону был знаком этот взгляд человека, настолько обезумевшего от усталости и отчаяния, что ему теперь было совершенно безразлично, что и как он делает. Далее шел, пошатываясь из стороны в сторону, молодой парень, он дрожал, непрестанно тряс головой и кричал что-то пронзительным голосом. Потом еще носилки с раненым, в его голове зияла открытая рана. Дэмон отвел глаза в сторону. Боже мой! В голову. Он боялся такой раны больше, чем любой другой: в живот, в лицо, в пах… Но получить пулю в мозг… Усталый и встревоженный, стоя здесь, на развилке двух троп, прислушиваясь к словам Дикинсона, наблюдая за этой процессией безмерно страдающих людей, слыша их стоны, мольбы и проклятия, он думал: «Зачем я стою здесь? Мне здесь нечего делать». А они все шли и шли, оборванные, охваченные лихорадочным жаром, в предсмертном бреду, каждый из них во власти одной мысли. Он почувствовал все нарастающую тревогу. В половине стрелковых рот боевой состав сократился уже до шестидесяти, семидесяти, восьмидесяти штыков. Что же будет дальше?

Дикинсон говорил:

– Я только что получил сообщение от Прайса-Сили из Тимобеле. Он передает, что они захватили прибрежное судно.

– Большое? - рассеянно спросил он.

– Одиннадцать тонн. А нам надо погрузить несколько рот, возможно даже целый батальон.

Дэмон посмотрел на его узкое, в глубоких морщинах лицо, выжидательно смотрящие глаза. Одиннадцать тонн. Сутки на погрузку, а потом еще двое, а скорее, и все трое суток, украдкой, по ночам плестись вдоль берега под угрозой удара японских бомбардировщиков… а здесь прямо на глазах быстро назревает катастрофа. Одиннадцать тонн.

Снова хлынул дождь. По лесу с грохотом мчалась сплошная водяная стена, пронизывая всех до костей холодом, проникая повсюду, отгораживая каждого от всего окружающего, оставляя в своем собственном жалком мире страха, страданий и гнева. Но раненые продолжали продвигаться вперед; нетвердой походкой, то и дело падая на колени и снова поднимаясь; их небритые лица казались белыми как мел; едва державшиеся на ногах тени разбитой армии. Стоявший спиной к процессии, Дикинсон продолжал говорить о количестве боекомплектов, подсчитывал тоннаж, рассуждал о возможности получить взаймы два бронетранспортера типа «брей» у австралийцев. Металлический тембр его голоса и акцент выдавали в нем уроженца штата Мэн.

– Ага, пот и он наконец! - с облегчением воскликнул начальник штаба. Они перешли к северной троне, туда, где несколько недель назад какой-то остряк из Чикаго поставил знак с надписью: «47-й полк и штат». Дождь поутих, затем внезапно прекратился, и на мрака джунглей появился джип. Из него вышел генерал Уэстерфелдт, за которым выскочили Хейли в заломленной на затылок гарнизонной пилотке и Ходл, угрюмо уставившийся под ноги. Когда Дэмон и Дикинсон подходили к ним, Хейли говорил: