Зеев Бар-селла - Тихий Дон против Шолохова

- А за что же их казнят?

- Понятно, не за хорошее. За всякие разноверия, за начальство, за разбой. Не буянь, не воруй…»

Можно предположить, что импульсом обращения к рассказу Бунина был импульс символический: «Собаке - собачья смерть!», иными словами, Подтелков и Кривошлыков, с точки зрения Автора, - красные собаки. Авторское отношение определяет и точку зрения персонажа - см. слова Григория Мелехова, обращенные к Подтелкову:

«- […] Теперича тебе отрыгивается! Ну, не тужи! Не одному тебе чужие шкуры дубить!»

Мелехов, в данном эпизоде, относится к Подтелкову, как к живодеру, попавшему в руки живодеров.

Но круг актуальных литературных реминисценций не исчерпывается Буниным:

«Веревка едва выдерживала шестипудовую тяжесть: потрескивая у перекладины, она тихо качалась, и, повинуясь ее ритмическому ходу, раскачивался Подтелков, поворачиваясь во все стороны, словно показывая убийцам свое багрово-черное лицо и грудь, залитую горячими потоками слюны и слез».

Ср.:

«[…] Всю ночь, как какой-то чудовищный плод, к а ч а л с я Иуда над Иерусалимом; и ветер п о в о - р а ч и в а л его то к городу л и ц о м, то к пустыне - точно и городу и пустыне хотел он п о к а з а т ь Иуду из Кариота, предателя - одинокого в жестокой участи своей».

Цитата эта взята, понятное дело, из повести Л. Андреева «Иуда Искариот и Другие» (сб. «Знание», XVI. СПб., 1907). Как и в предыдущем случае, Авторскую оценку Подтелкова как Иуды подтверждают персонажи:

(гл. 28) - Что мы сделаем с теми п р е д а т е л я м и родного края, которые шли грабить наши курени и уничтожать казачество? […]

- Расстрелять! Всех! […] Нету им, х р и с т о п р о д а в ц а м, милости! Ж и д ы какие из них есть - убить!… Убить!.. Р а с п я т ь и х!..»

(гл. 30) Григорий Мелехов Подтелкову: «Отходился ты, председатель московского совнаркома! Ты, поганка, казаков ж и д а м п р о д а л!»

Враг народа

Осип Давыдович Штокман, слесарь, член РСДРП (б), появившийся впервые во 2-й части романа (книга 1) и погибший от рук солдат мятежного Сердобского полка в части 6-й (книга 3), привлек внимание Д*, давшего в «Стремени «Тихого Дона» глубокую и верную характеристику этого образа.

Ключевая для образа сцена - поездка Штокмана на повозке Федота Бодовскова (в дальнейшем приговоренного Штокманом к расстрелу) из станицы Вешенской в хутор Татарский:

«[…] на гребне, в коричневом бурьянном сухостое, в полверсте от дороги калмыцкий наметанно-зоркий глаз Федота различил чуть приметно двигавшиеся головки дудаков (дроф. - Б. С.).

- Ружьишка нету, а то б заехали на дудаков. Вон они ходют… - вздохнул, указывая пальцем.

- Не вижу, - сознался пассажир, подслеповато моргая» (кн. 1, ч. 2, гл. 4).

Можно согласиться с Д*, писавшим, что «так же подслеповато, как на дудаков, глядит Штокман и на Федота, а затем […] с такой же близорукостью […] на весь казачий быт-обиход» (с.44).

Замечание Д*, «что в глазах автора лица, подобные Штокману, не являются созидателями нового, но лишь тупыми фанатиками затверженных идей», можно подкрепить цитатой из главы 16-й (ч. 2): «Штокман с присущей ему яркостью, сжато, в твердых фразах обрисовал борьбу капиталистических государств за рынки и колонии», точнее более ранним и менее шолоховским вариантом этого фрагмента: «[…] в твердых, словно заученных фразах […]».

Такая трактовка образа находит, по мнению Д*, подтверждение в самом имени персонажа: «Жестокость смысловой сути в самой фамилии: Stock (палка, немецк.)» (с. 46). Немецкая этимология кажется здесь тем более оправданной ввиду того, что в первых изданиях романа Штокман происходил не из латышей, а из немцев: «Дед из немцев происходил».

Тем не менее, выбор такого имени автором романа, если не допускать только, что это был Шолохов с его звериным невежеством, с несомненностью указывает на один-единственный источник - пьесу Генриха Ибсена «Доктор Штокман (Враг народа)».

Объяснение тому факту, что большевик Штокман унаследовал имя норвежского врача, мы находим в специфической судьбе пьесы Ибсена в России. Дело в том, что «в то тревожное политическое время - до первой революции - было сильно в обществе чувство протеста». Публика «жадно искала героя, бесстрашно говорящего правду, воспрещенную властями и цензурой». Первым таким героем и стал доктор Штокман в исполнении К. С. Станиславского, которому принадлежит и процитированное выше высказывание.

Успех сопутствовал «Доктору Штокману» в Москве, но на гастролях в Петербурге в 1901 году Московский Художественный театр показал спектакль в обстановке уже вовсе необычной. В начале года у Казанского собора состоялась студенческая демонстрация, разогнанная специально вызванными казаками. На таком фоне и проходил спектакль. «Ввиду печальных событий дня, - вспоминал Станиславский, - театральный зал был до крайности возбужден и ловил малейший намек на свободу, откликался на всякое слово протеста Штокмана. То и дело, притом в самых неожиданных местах, среди действия раздавались взрывы тенденциозных рукоплесканий. Это был политический спектакль», - заключает Станиславский, хотя «мы, исполнители пьесы и ролей, стоя на сцене, не думали о политике».

Станиславский особо отмечает, что ничего революционного в пьесе не было, напротив: «герой презирает сплоченное большинство и восхваляет индивидуальность отдельных людей, которым он хотел бы передать управление жизнью. Но Штокман протестует, Штокман смело говорит правду, - и этого было достаточно, чтобы сделать из него политического героя».

Вывод Станиславского: «Нужна была революционная пьеса, - и «Штокмана» превратили в таковую»*.

Таким образом, выбор фамилии Штокман для наименования героя романа свидетельствует, по-видимому, о том, что Автор «Тихого Дона» рассматривает свой персонаж как фигуру отрицательную, антидемократическую, иными словами - как в р а г а н а р о д а.

Тогда недавний символ революции превращается в способ дискредитации революционеров. Одного этого достаточно, чтобы причислить первую книгу «Тихого Дона» к «литературе реакции», то есть увидеть в романе черты пореволюционной (после революции 1905 - 1907 гг.) переоценки ценностей.

Существует, кстати, произведение, в котором пьеса «Доктор Штокман» прямо связана с ездой в запряженной лошадью повозке - фельетон Леонида Андреева «Диссонанс». Фельетон этот был опубликован в 1900 году. Подписан тогдашним псевдонимом Л. Андреева (Джемс Линч), и являлся откликом на премьеру «Доктора Штокмана» в Московском Художественно-общедоступном театре 24 октября 1900 года.

Герой фельетона радостен и возбужден, так как едет на премьеру в Художественный театр, и ему «предстоит высшее наслаждение». Первое ощущение «диссонанса» возникает у героя, когда оказывается, что извозчик «ничего не знал о театре, о котором говорит вся Москва». Чувство диссонанса еще более усиливается оттого, что извозчик, работавший всю ночь, чуть не попадает под конку. Впрочем, «дальше, со входом в театр, началась сплошная гармония». Интеллигентная толпа с восторгом встречает слова Штокмана: «Право только меньшинство, потому что только меньшинство умно и благородно. Вы лжете, что грубая масса, чернь имеет такое же право осуждать и санкционировать, советовать и управлять, как немногие представители интеллигентного меньшинства» (4-й акт). Интеллигентного героя, «отдавшего дань возвышенным чувствам и облагородившего свою душу созерцанием чужих добродетелей», из театра снова везет домой извозчик. Герой пытается выяснить его отношение к искусству, к истине, справедливости, но в ответ слышит лишь недоуменное извозчиково: «Как?». Герой не успокаивается: «Ты знаешь, что сейчас в Каретном ряду такие вот, как ты, погубили самого лучшего человека, какого я видел когда-либо?». «Никак нет, это не мы, - протестует извозчик, - намедни я вот тоже одного господина с Зацепы вез. Говорил ничего, вот как и вы, а потом как меня по шее - вда-арит. А мы что, мы никого не трогаем».