Элис Хоффман - Речной король

– Терпеть не могу такое ожидание, – произнес Джоуи Тош сейчас, когда они стояли на страже. Он кидал в реку камешки, распугивая мальков, которые сновали между камышами. – У Эмили днем урок танцев, и если я до трех часов не заеду за тещей и не доставлю ее в балетную школу, Мэри-Бет будет припоминать мне это до конца моих дней.

На этой самой излучине берег был илистый, а глубина такая, что можно перейти реку вброд, здесь никак нельзя утонуть. Эйб присел, пачкая колени в грязи, чтобы лучше рассмотреть детали. Хотя лицо мальчика было закрыто, Эйб не сомневался, что покойник не из местных. Единственное, чему можно было порадоваться, – им с Джоуи хотя бы не придется ехать домой к кому-нибудь из приятелей или соседей, к кому-нибудь из тех людей, с кем они не один год рыбачили вместе, и сообщать о гибели сына.

– Он не из наших.

Эйб с Джоуи знали почти всех, кто родился и вырос в Хаддане, хотя теперь, когда на окраинах появилось столько домов и столько семей перебралось сюда из Бостона, становилось все труднее запоминать лица и имена. А еще совсем недавно любой житель городка был прекрасно знаком с историей каждой семьи, что запросто могло обернуться против того, кто попал в неприятности. Например, Эйб с Джоуи были непослушными мальчишками. Подростками они превышали скорость, курили столько марихуаны, сколько удавалось раздобыть, пользовались фальшивыми удостоверениями личности, чтобы покупать выпивку в Гамильтоне, где никто не знал их фамилий. Наверное, потому, что были сыновьями полицейских, они были обречены на то, чтобы попадать в максимально возможное число неприятностей. Естественно, никто не учил их плохому, они сами охотно нарывались. Эрнест Грей, отец Эйба, был начальником полиции и уволился всего восемь лет назад, вышел в отставку и уехал во Флориду; он шел по стопам собственного отца, Райта, который до него целых тридцать лет был шефом полиции, а заодно и местным героем. Райт не только считался лучшим в городе рыбаком, он еще прославился спасением трех глупых подростков из Хаддан-скул, которые катались на коньках по тонкому льду в один слишком теплый январский день. Эти мальчишки наверняка погибли бы, если бы Райт не подоспел с веревкой и собственной упрямой решимостью не дать им утонуть.

Пэлл Тош, отец Джоуи, тоже был хороший человек, его сбил пьяный водитель, парковавшийся на своем «крузере» в первый день Рождества того же кошмарного года, о котором они не говорили до сих пор, хотя оба были уже взрослыми людьми, старше, чем был Пэлл, когда погиб. Фрэнка Грея потеряли в августе, Пэлла в декабре, и после этого оба подростка совершенно отбились от рук. Кто знает, как далеко они бы зашли, если бы в итоге не попались на попытке ограбить дом старого доктора Хоува в Хаддан-скул. Когда их преступная деятельность была разоблачена, жители западной части города почувствовали, что их предали, а обитатели восточной утвердились в своих подозрениях. Они всегда недолюбливали эту парочку и не пустили бы дальше порога.

Вокруг ограбления поднялась большая шумиха, неприязнь горожан к ученикам Хаддан-скул, и наоборот, достигла высшей точки. Уже скоро на стоянке за гостиницей то и дело вспыхивали драки, кровавые стычки между подростками из городка и учениками Хаддан-скул. Однажды ночью в разгар особенно ожесточенного столкновения гранитного орла перед ратушей опрокинули, начисто отбив ему левое крыло. Каждый раз, когда Эйб проезжал мимо орла, он вспоминал тот год, и именно по этой причине он обычно ехал в город длинной дорогой, по Стейшн-авеню и через Эльм-драйв, избегая таким образом и лицезрения статуи, и воспоминаний.

Других мальчиков, скорее всего, отправили бы в исправительное учреждение для малолетних преступников, но Райт Грей поговорил с судьей Обри, товарищем по рыбалке, и попросил о снисхождении. В уплату за все неблаговидные поступки Эйб с Джоуи должны были в течение года заниматься общественными работами, подметая полы в ратуше и вытряхивая мусорные корзинки в библиотеке, в чем, должно быть, заключалась еще одна причина, по которой до сих пор Эйб избегал оба места. Несмотря на назначенное им наказание, Эйб с Джоуи продолжали грабить дома все время, пока занимались общественными работами. Для них это было словно наркотик, запретный бальзам, который успокаивал их души и помогал сдерживать гнев. Поскольку ни один из них не мог совладать со своим горем, они делали то, что казалось не только разумным, но и необходимым в данный момент: игнорировали каждый свою утрату. Они не говорили ни слова и продолжали нарушать закон. Особенно Эйб никак не мог остановиться. Он разбивал машины и был трижды отстранен от занятий в средней школе Гамильтона за один семестр, рекорд, никем не превзойденный по сей день. Они с отцом не могли находиться в одной комнате без того, чтобы не вспыхнула ссора, хотя оба понимали: каждая подобная стычка вызвана одним и тем же общим убеждением, что умер не тот сын.

В итоге Эйб переехал к деду и прожил на ферме Райта почти два года. Покосившийся домик Райта с маленькими ступеньками, ведущими на второй этаж, был выстроен в те времена, когда люди были ниже ростом, а их потребности – проще. Этот дом выглядел совершенно деревенским по сравнению с другими домами в городке, уборная совсем недавно была пристроена в заднем коридоре, а раковина на кухне сделана из мыльного камня и такая широкая, что в ней с легкостью можно было разделать форель или вымыть охотничью собаку. Каждую весну стаи дроздов гнездились вокруг дома, поедая лесные ягоды.

– Как ты можешь здесь жить? – спрашивал Джоуи всякий раз, когда заходил в гости.

Он убил массу времени на настройку телевизионной антенны, пытаясь поймать хоть что-нибудь на старенький телевизор Райта, но у него так ничего и не вышло.

Эйб каждый раз только пожимал плечами в ответ, потому что на самом деле ему самому в доме деда не нравилось решительно все. Ему не нравилось, что приходится идти полторы мили до школьного автобуса, не нравилось ужинать консервами шесть вечеров в неделю. Зато ему нравилось наблюдать, как сумерки сгущаются над полями, как чередуются свет и тень. Ему нравилось слушать, с каким звуком поднимаются в небо дрозды, когда он открывает заднюю дверь, вспугивая разом целую стаю. Теплыми вечерами Эйб ходил на луг, где одно заросшее травой место было обнесено стеной, ничем не украшенной, если не считать того, что в некоторых камнях блестела речная слюда. За стеной находилась безымянная могила, место последнего упокоения человека, которого много лет назад знал его дед, одной женщины, которая всю жизнь искала покоя. И покой можно было здесь обрести, и живым и мертвым, Эйбу хотелось бы, чтобы его брат тоже был похоронен здесь, на лугу. Но отец, разумеется, никогда бы этого не позволил, ведь это было равносильно признанию, что Фрэнк покончил с собой. Родители Эйба настаивали на том, что Фрэнк погиб в результате несчастного случая.